Отвага

Жакар ни секунды не колебался, потому что издавна шел сюда, от первого до последнего дня. Сын колдуньи и короля, песий побратим, отцеубийца, братоубийца, дважды цареубийца, обманщик, мошенник, грабитель… Перед странной аркой мрачная история его жизни завершилась. Осталось лишь переступить порог. Гиблый лес открывается только своим. Ни обман, ни топор не помогут, только волчья кровь в жилах.

Мантия сразу же покрылась пылью, в клинке отразился синий гриб. Портал за ним сомкнулся мгновенно, будто его и не было. Для тех, кто остался по ту сторону Гиблого леса, Жакар исчез, растворился во мгле.

Его правление закончилось.

78

Невероятный покой.

Настороженность, напряжение.

Многовековое ожидание беззвучно вибрировало в тишине.

У корней деревьев разбегалось множество манящих тропинок. Жакар не знал, какую выбрать. Он в жизни не видел ничего прекраснее величественного собора с красными стволами-колоннами и узором из зеленого мха. Решив, что, по существу, красота ничего не значит, выбрал недавно протоптанную тропу. Свита животных сейчас же последовала за ним, как совсем недавно следовала людская свита. Белки, лисы, волки, лани, козы, кабаны, фазаны, совы, ласки, бобры, медведи – хищники и добыча мирно шествовали рядом. Еще недавно он бы с наслаждением на них поохотился. А теперь нет. Он стал убежденным вегетарианцем. Только пить хотелось по-прежнему.

Во рту у Жакара совсем пересохло, будто он наелся сухого горького мела. Он искал хоть каплю воды – и вдруг заметил ее, большую, сияющую, в венчике вьюнка. Хрустальный шар в нежно-розовом бокале. Жакар наклонился и выпил ее. Одной капли хватило, чтоб утолить его жажду и полностью очистить сознание. Наступившая ясность показалась ему нестерпимой.

Только тут он почувствовал мощное магнитное поле Гиблого леса. Сидра рассказывала ему об этом явлении, и все равно он подивился его силе. Гранаты в короне задрожали, будто хотели выскочить из гнезд. Повинуясь безжалостному давлению, король опустился на древесный корень, затем улегся на землю. Его как будто прибили гвоздями к дерну. Навалился неодолимый сон. Нет-нет, он не должен спать. По крайней мере не сейчас. Иначе он никогда не проснется. Но сон пересилил волю. Жакар зарылся лицом в мантию и закрыл глаза. Влажная мордочка ткнулась в щеку, кто-то грыз щиколотку. Ну и пусть. Мех и перья окружили его, поглотили. Он уже спал.

Ему снилось, будто меч Петра перековали заново, и они срослись, стали единым целым с несравненным клинком, отполированным так, что в нем отражались птицы в полете. Жакар внезапно очнулся, уверенный, что умер. Вовсе нет. Вполне живой, голодный, с больными ногами и головой. Вена на виске пульсировала под короной. Лицо под мантией покрылось потом. Жакар вскочил на ноги.

Все вокруг изменилось до неузнаваемости. Теперь он оказался в зеленом гроте. Деревья вокруг росли абсолютно симметрично. Свод плотной листвы не пропускал ни единого солнечного луча. Король пошел наугад. Невысокие зеленые покои открывались перед ним один за другим, бесконечная анфилада, все более темная, густо-изумрудная, непроницаемая для света. Он двигался в строго определенном направлении под воздействием магнитного поля, еще не проснувшись, как сомнамбула. Неужели он вошел в Гиблый лес? Был некогда королем? Женился на Виктории? Убил своего брата Тибо? Неверная хрупкая жизнь рассыпалась на глазах. Реальность расплывалась и ускользала.

В самой тесной, темной, душной каморке корни вдруг схватили его за ноги. Не успел он опомниться, как уже лежал, связанный, на земле. Корона укатилась далеко вперед, продолжая путь без него. Корни спеленали его с головы до ног, обмотали, превратили в сверток. В мумию. Он не мог пошевелиться. Трава зашелестела, земля раскрылась, как гигантская пасть, и пожрала беспомощного монарха. Он упал в бездонную пропасть.

Бесконечно падал, падал и падал. К горлу подступала жгучая горькая желчь, субстанция невыносимого страха. Не его собственного ужаса – страха других людей, что мучились по его вине. Каждой жертвы колбасника, каждого ссыльного на Белом острове, каждого мятежника, вздернутого на виселицу. Короля одолевал страх во всех проявлениях, разных оттенков. Ужас зарезанных, сброшенных с мыса Забвения, тех, кому без наркоза отрубали руки и ноги, вырывали ногти по одному. Тоска Тибо, не желавшего поединка. Унижение раздавленного вконец Бенуа. Адские муки. Угрызения совести. И голод, изнуряющий, жестокий, как гончие на охоте, как натиск кавалерии. А еще ненависть. Дикая ненависть, засевшая в печенках, отравляющая дни, ночи, мысли, слова и поступки. Жакар летел вниз сквозь чужие страдания, окруженный кошмарами подсознания, безжалостными, безвыходными. Нет ему спасения, нет избавления.