Отвага

Эсме на что-то указывала им с противоположного берега, на что-то позади них. Лукас с мушкетерами обернулись и увидели Эму, она сама добралась до каменного языка, в нелепом красном плаще, похожая на призрак.

– Переберешься у меня на плечах, – сказал Лукас.

Прежде чем спрыгнуть в воду, он скинул плащ. Дикий холод пронзил его насквозь, поток опрокинул, пришлось ухватиться за камень, чтобы восстановить равновесие и прочно встать на ноги. Хорошо, что дно у реки тут твердое и надежное. Когда мушкетеры подняли Эму, чтобы усадить на плечи Лукасу, она отбивалась и царапалась так, что им пришлось заслоняться локтями. Кое-как они водрузили ее Лукасу на спину, и он с большим трудом доставил ее на другой берег, осторожно снял и усадил на гору подарков.

– Госпожа, вы прибыли на место назначения, – сообщила Эсме. – У меня приказ возвращаться немедленно, так что я снова отправляюсь в путь.

Она сделала реверанс, искренний, но вряд ли уместный. Эма подобрала колени к подбородку, уткнулась в них.

– До свидания, госпожа! – простились с Эмой мушкетеры, стоя на каменном языке.

Эма им не ответила.

– Я остаюсь, – сказал Лукас.

Эма вдруг резко, как ужаленная, вздернула голову.

– Нет.

– Эма…

– Убирайся!..

– Я остаюсь.

Она вскочила на ноги и с неожиданной силой принялась швырять в него все, что под руку попадется. Овощи скатывались в траву, она их топтала, сбрасывала в воду с пронзительным криком:

– Убирайся! Вон отсюда! Все пошли вон! Оставьте меня в покое! Вон! Вон! Вон!

Оставшись одна в глуши, Эма не смогла бы выжить. Лукас хотел подойти к ней, но она вытянула вперед дрожащую руку и повторяла хриплым душераздирающим голосом:

– Ты оглох? Убирайся, я тебе говорю. Не хочу тебя видеть. Никогда. Оставь меня в покое. Убирайся.

Лукас выдерживал ее яростный взгляд, сколько смог. Ему самому было невыносимо плохо. Причем боль из-за трещины в лучевой кости – еще не самое страшное. Эсме увидела в лице Лукаса нечеловеческое страдание. Никогда в жизни она не видела такой муки. Лукас спохватился, что выдал себя, и постарался скрыть свои чувства. Хотел что-то сказать, но так и не решился. Повернулся и пошел к реке. Он помог Эсме, и вместе кое-как они вскарабкались на каменный язык, мокрые, заледеневшие. Лукас накинул на себя сухой плащ, и тот сейчас же промок насквозь. Мушкетеры уже оседлали коней, торопясь как можно быстрее покинуть ужасное место. Эсме вскочила на Зодиака и взяла за повод Горация. Конь уперся и не желал сдвинуться с места. Лукас на Аяксе тоже не двигался и смотрел на башню, теперь недосягаемую, словно семь морей их разделили. Смотрел на разбросанные подарки. Мелкие волны заигрывали с одеялом, стягивали его понемногу в реку. Яблоко и ковшик уже уплыли вдаль. Эма исчезла.

– В путь, Корбьер?

Эсме боролась с Горацием, не сводя глаз с Лукаса. Он не отвечал, но его молчание было достаточно красноречивым.

– Значит, это она… – выдохнула внезапно Эсме, словно проникла в величайшую тайну.

– О чем ты?

– О женщине, которую ты любишь. Дама жезлов.

Лукас в отчаянии опустил голову.

– Ты сказал, что я ее не знаю! – возмутилась Эсме. – Ты мне солгал! С какой стати?

– Я не лгал. Ее никто не знает по-настоящему.

Лукас махнул рукой в сторону противоположного берега.

– И теперь меньше, чем когда-либо.

Эсме подъехала к нему совсем близко. В смятении она жадно вглядывалась в лицо Лукаса с безжалостным желанием узнать о нем как можно больше. Очевидно одно: им никогда не быть вместе. Невозможная любовь растаяла предрассветным туманом. Сердечная рана Эсме кровоточила, но, глядя на измученного Лукаса, она пожалела его. В лабиринте любви она нашла единственный верный путь: отпустила Лукаса на свободу.

– Поезжай, Лукас. Возвращайся на тот берег.

– Она не хочет меня видеть.

– Что это меняет? Прими решение сам хоть один-единственный раз.

Эсме попала в самую точку. Лукас всегда кому-то подчинялся. Серьезные перемены в его судьбе происходили по воле отца, по воле принца, по воле короля. И Лукас стыдился своей покорности.

– Не теряй времени, – настаивала Эсме, убеждая не только его, но и себя. – Плыви немедленно! Прощай, доктор. Будь счастлив. Если смогу быть полезной, дай знать. Передай через Габриэля, он в курсе моих перемещений.

Эсме порылась в верхнем кармане форменной куртки.

– Держи, – она протянула ему чудо-огниво. – Спорим, никто никогда ей не дарил такого. Шесть тысяч искр, если умеешь им пользоваться.

Она секунду колебалась и все-таки вручила еще металлическую коробочку и початую бутылку водки.

– Думаю, это тоже вам пригодится. Иначе придется пустить на трут кружевную скатерть.

Эсме чувствовала, что сейчас расплачется, прикусила губу и вонзила шпоры в бока Зодиаку. От внезапно наступившего одиночества у нее закружилась голова. Отъезжая, в последний раз обернулась. Лукас обратился в соляной столб.

– Эй, Корбьер! Плыви к ней! И вспоминай меня изредка. Пожалуйста! Во дворце одни сумасшедшие. Оставить тебе Горация?

Не дожидаясь ответа, набросила повод коня на ветку.