Отважный капитан

Уже наступила зима. По голым полям Фракии гуляли студеные ветры. Горные проходы были завалены снегом. Болгарские ходоки с трудом добрались до Сливена, чтобы сообщить горожанам печальную весть.

Однажды утром в Клуцохоре забили в клепало.[39] Сливенцы торопились к церкви — не иначе их ждет какая-то новость!

Церковь, наполовину врытая в землю, едва вмещала всех собравшихся. После литургии Иван Селиминский поднялся на амвон и скорбным, сдавленным голосом сообщил то, что принесли ходоки.

— Братья болгары, — сказал он, — теперь нам остается одно — готовиться к переселению в Россию. Тут нам больше не будет житья. Единственное наше спасение — переселение в Россию: И пока русские войска еще здесь, давайте хорошенько приготовимся, чтоб, как только русские братья тронутся в путь, наши обозы последовали за ними.

Ошарашенные прихожане с изумлением глядели на этого проповедника и не верили своим ушам: переселиться на чужбину, покинуть насиженные места, дома и сады, землю и недвижимость, чтоб скитаться, словно бродяги бездомные, на чужой стороне?

Заметив тревогу горожан, Селиминский торопился рассеять ее.

— Братья христиане! — обратился он к горожанам. — Медлить нам не приходится! Мы должны действовать быстро, не мешкая, иначе будет поздно. К концу великого поста русская армия начнет отход. К тому времени и мы должны быть готовы. Кому дорога жизнь и кто дорожит жизнью своих детей, те пусть идут с нами. А кому жизнь не дорога, тот может оставаться. Турецкий ятаган пощады не знает.

В низкой приземистой церкви воцарилось глубокое уныние. Люди молча слушали слова оратора, и из глаз их текли слезы. Когда оратор замолкал, слышались вздохи. В железных подсвечниках потрескивали догорающие свечи. Замученный и распятый Христос, изображенный на иконе, и тот не казался таким печальным, как эти люди, собравшиеся сюда, чтобы услышать свой приговор.

— Те из вас, у кого есть маленькие дети, должны уже сейчас готовить для них теплую одежду, ибо в России очень холодно. Что касается недвижимости, то ее лучше поскорее продать, так как потом сделать это будет труднее. Кто не успел закончить торговые операции, те, у кого есть свои склады или лавки с хранящимися в них товарами, пусть постараются уладить свои дела как можно скорее. Осмотрите все ваши пожитки, домашнюю утварь и еще лишний раз продумайте, что следует взять с собой. Постарайтесь починить повозки, подкормить скотину — дорога предстоит дальняя. Кто поедет по суше, кто по морю… Надо обо всем позаботиться заранее и быть наготове. Когда наступит наш срок, сказать трудно. Может, после пасхи, а может, и раньше. Надо, чтоб мы могли тронуться в любой час, в любую минуту.

— Иван, — неожиданно подал голос один из сливенских богачей, известный в городе грекофил, водивший дружбу с турками, — а не лучше ли нам послать делегацию к султану и попросить у него прощения?

Все обратили удивленный взгляд на чорбаджи Нено. В отличие от всех прочих прихожан, стоявших в церкви с непокрытой головой, он восседал на своем персональном троне в бараньей шапке. Только очень знатные горожане и богатеи по исстари существовавшему обычаю пользовались такой привилегией — входили в церковь в шапке. Все прочие мужчины обязаны были снимать головной убор.

— Какую делегацию? — спросил Селиминский с притворным удивлением.

— Делегацию… Вроде той, что посылали к Дибичу. Придет сна к его величеству султану и скажет: аман-заман, прости нас, грешных, что мы вмешались в мурабе[40] прости, больше никогда не станем поднимать голову. А уж те, кто выступал против турка с оружием в руках, пускай пеняют на себя! С какой стати все должны страдать из-за них?

Народ молчал.

— Разве не так? — вопрошал чорбаджи Нено, вставая со своего кресла. — Разве не так?

Народ молчал.

Но вот в притихшей церкви раздался зычный мужской голос:

— Нет, не так, чорбаджи Нено! Ежели ты чувствуешь себя виноватым, ступай себе к султану и валяйся у него в ногах. А мы за собой вины не чувствуем и на поклон к султану не пойдем!

Народ вздрогнул. В глубине церкви, у притвора, стоял капитан Георгий Мамарчев. Глаза его метали молнии. В голосе звучали страшные, угрожающие нотки. Растолкав толпу, он вышел на середину церкви. И так как он отличался высоким ростом и был в офицерской форме, люди сразу его заметили.

— Именно от таких богохульников, как ты, и страдает народ! — ответил взбешенный чорбаджи, видя, что капитан собирается говорить. — Из-за таких вот бездельников да голодранцев и очутились мы в бедственном положении!

— Это не мы богохульники, чорбаджи Нено, — сдержанно продолжал капитан Мамарчев, — а люди вроде тебя, которые ходят на поклон к султану, позорят и бесчестят Христову веру… Только такие, как ты, способны в одно и то же время кланяться и кресту и полумесяцу.

— Капитан Мамарчев, — вмешался растерянный Селиминский, — тут, во храме божьем, не место для полемики.

— Не беспокойся, господин Селиминский, затевать полемику я не намерен. Но раз вы с чорбаджи Нено высказались по волнующему всех вопросу, я тоже хочу сказать свое мнение.