Два дня она просидела в шкафу на чемодане, лбом уткнувшись в синий гриф с острыми обрывками струн. За это время мама убралась в комнате, выбросив обломки гитары и пропылесосив комнату несколько раз, чтобы Мари не поранилась ненароком о мелкие частички, застрявшие в ворсинках ковра. Её дочь принципиально не желала покидать шкаф, наслаждаясь собственным одиночеством и переживая первую потерю в своей жизни. В детстве она часто закрывалась наедине с собой в глубине углового шкафа, который снаружи казался крохотным, но внутри легко могла разместиться целая сказочная страна. Пусть её ребенок давно превратился в подростка, но детские привычки порой невозможно вытащить даже из взрослого человека. На самом деле, это не так плохо, как может показаться изначально. Взрослым, погрязшим в проблемах, часто не хватает внутреннего ребенка, который может наплевать на условности, забраться в шкаф и, наревевшись там от души, выйти психологически обновлённым человеком, готовым сражаться за собственное благополучие до последнего вдоха.
Мари боялась и подумать, на что способен отец, чуть не убивший её за пирсинг, узнав, что теперь она воровка. И его молчаливая ненависть пугала её куда больше, чем крики и подзатыльники. Она не знала, чего от него ожидать, поэтому дрожала от напряжения каждую секунду своего нахождения с ним поблизости. Вряд ли в этот раз дело закончится одной лишь разбитой гитарой, которую ей, кстати, спустя время подарили друзья, скинувшись все вместе деньгами на её день рождения. Инструмент, купленный с рук через сайт объявлений, звучал ничуть не хуже предыдущего, но для Мари, вложившей душу в свою первую гитару, она всё равно останется любимицей на всю жизнь. Немного запылившийся обломок грифа она до сих пор хранила под кроватью в коробке из-под маминых туфель.
– За что она так с нами? – надрывалась мать в своей спальне.
Подобрав колени к подбородку, Мари сидела на ковре посреди комнаты, не спуская глаз с двери. Отца раздражали закрытые двери, но сейчас она сделала это ему назло, чтобы он скорее объявил свою меру наказания и оставил её наедине с собственной жизнью, проблемами и Играми. Дверь оставалась закрытой уже час. Он ходил мимо, Мари слышала шуршание его тапок совсем рядом, но упорно не желал повернуть ручку и высказать дочери всё, что думал о ней.
«Ты жива?» – звякнул телефон.
Данис волновался за неё. Или за собственное дальнейшее обучение в лицее, ведь без Мари он не смог написать ни одного толкового реферата. Она не знала, что его беспокоит больше: она сама или всё же учеба. Но ответила, несмотря на то, что не хотелось никого ни видеть, ни слышать.
«Да»
«Как себя чувствуешь?»
«Ответишь сам себе на этот вопрос, когда выполнишь задание от Инсинуатора, направленное лично тебе»
Она нервно выдохнула и сжала кулаки. Теперь ей понятно отстранённое поведение Юты и Нильса. Живущим без лишений никогда не понять тех, кто пал на дно. Их сочувствие выглядит наигранно и лживо, всё равно как подать кусок бездомному псу. Вроде, лучше так, чем ничего. Ведь я иду домой, где у меня горячий чай и тёплый плед. А тебе нельзя со мной, поэтому лови, дружок, дешёвую сосиску из местного супермаркета для успокоения моей совести и, надеюсь, больше не увидимся.
Умиротворение, в принципе, очень положительная эмоция, но не ценой её психического здоровья. С Данисом пришлось распрощаться.
Она сдалась к девяти, просидев у закрытой двери около четырех часов.
На цыпочках прокралась через коридор и заглянула в комнату. Из ванной комнаты через шум воды доносились сдавленные всхлипы. Мари специально выждала момент, когда мама отправится в душ, чтобы ненароком не натолкнуться на её красные заплаканные глаза.
Отец полулежал на высокой подушке, отстранённо глядя поверх экрана телевизора. Его руки, скрещенные над одеялом, отбивали пальцами нервный такт. Приподнявшись на носочки, Мари прошла по ледяному ламинату прямиком к кровати и присела на самый край.
– Пап? – позвала она.
– Да? – откликнулся он.
– Что с нами теперь будет?
– Ничего не будет. Знакомый давно звал меня в свою фирму начальником охраны. Зарплата в два раза выше и график нормированный. Условия лучше, чем в Управлении. Вообще, Марианна, я бы на твоем месте больше переживал за себя, чем за меня.
– А что будет со мной? – спросила она угрюмо.
– Я не желаю жить в одном доме с воровкой, но по закону не имею права выгнать тебя до достижения совершеннолетия. В твой восемнадцатый день рождения я сниму с себя все обязательства. Ты положишь ключи от дома на стол и отправишься восвояси. И больше, надеюсь, никогда тебя не увижу.
– Но мне некуда идти, – прошептала она, с надеждой заглядывая в глаза отцу.
– Меня не касаются твои проблемы, Марианна.