Отвергнутые

Но мне этого хватило для того, чтобы получить свою порцию удовольствия. Сегодня в городе нет ни единого человека, кто не узнал о существовании Мари и эго её должно натешиться вволю. Моим желанием не было расстроить её отношения с одноклассниками, ведь она никогда не стремилась к популярности, в отличие от Юты. Она держалась особняком ото всех. В ней нет и капли неискренности. Если человек не нравится Марианне – он знает об этом, несмотря на то, что не особенно спрашивает её мнение на этот счёт. Она не пыталась любезничать и улыбаться, предпочитая обрубать с плеча нежелательные контакты. Сплетни. Лживые ухмылки. Двуличие. Желание казаться лучше. Лицемерие. Это всё не про Мари. Её нужно принимать такой, какая она есть. Со всем набором минусов, которых у неё куда больше, чем возможно выдержать. Нетерпимая. Высокомерная. Неприятная. Правильная до зубовного скрежета. Как бы мне хотелось поменять местами их с Ютой. Эти девочки родились не в своих телах. Грубовато угловатая по телосложению Юта куда лучше бы смотрелась с фарфоровой кожей и кудрями Мари, в глазах которой укрывался целый океан.

Кстати, я вспомнил Юту не просто так. Меня можно поздравить, ведь теперь мои кроссовки не одиноки. Итак, история с самого начала. Однажды Нильс зашвырнул мои спортивные кеды на сетку под потолком школьного спортзала. Достать их оттуда не представлялось возможным, поскольку высота зала около пяти метров. Я растерянно крутился под сеткой на прицеле объектива камеры Макса и со звуковым оформлением в виде гогота Нильса, складывающегося напополам от моих попыток выбить свою обувь из сетки волейбольным мячом. Они заливались так, будто ничего смешнее в жизни не видели. И вот сегодня, спустя полтора года, я не смог не обратить внимание на то, что теперь рядом с ними валяются два розовых кроссовка, усыпанных стразами. Сомнений не оставалось. Только Юта одевалась подобным образом. Наблюдая за её обувью во время разминочного бега, я представлял, как она стояла в центре зала и растерянно смотрела в потолок. Она не пыталась сбить их оттуда, в этом я не сомневался ни секунды, такое поведение ниже её достоинства. Она всё еще возносит себя над другими, несмотря на то, что класс называет её исключительно «стукачкой» и каждый её выход сопровождается громким стуком. «Стук-стук, я твой друг» – звучит ритм в монотонном грохоте их карандашей о парты. Сжимая кулаки, Юта держится из последних сил. Меня удивляет, почему она не пожалуется маме. За единственного и выстраданного ребёнка, она разорвала бы обидчиков в клочья, а потом перевела бы свою дочь в ещё более элитную школу, назло всем этим подонкам.

Сначала Нильс, унизившийся на уроке литературы. Потом Юта. Теперь Марика, с готовностью бросившаяся выполнять моё задание. Что с ними не так? Почему они не подключат к этому родителей? Ладно, я. Мои предки всегда стремились доказать мне, что со всеми проблемами я должен управляться сам, без их участия, потому что чем дальше, тем больнее и тяжелее.

– Сам разбирайся со своими друзьями. Потом вспомнишь отца, когда возьмешь свой первый кредит и будешь месяцами жить на акционных макаронных изделиях, – любил повторять мой благословенный родитель, считая себя хорошим воспитателем.

Этим отношением, я больше, чем уверен, он прикрывал своё наплевательство на меня. Его интересовала моя жизнь не больше, чем судьба дворового пса Чёрного, которого я подкармливал остатками гречневой каши.