Отверженная

Странница не ответила. Пауза длилась долго, пока молчание не сделалось неловким. Но едва Рал решил нарушить его, Странница сказала:

– Я боюсь того, кем он мог стать, освобожденный от власти дракона.

Во время разговора Рал пристально наблюдал за ней, но она почти не шевелилась. Ему отчаянно хотелось увидеть ее лицо, сокрытое в тени широкополой шляпы, но он даже не знал, как об этом заговорить. Какие бы слова ни приходили в голову, чтоб выразить этакую просьбу, все они отчего-то казались откровенной грубостью.

– Значит, покончим с ним сейчас, – сказал он. – Ради высшего блага Мультивселенной.

– Ради высшего блага Мультивселенной.

– И кое-какого личного удовлетворения?

– И немалого личного удовлетворения.

– Ты мне лица не покажешь?

Но ведь он вовсе не хотел об этом спрашивать! Само с языка слетело…

– Нет, – просто, бесстрастно ответила Странница.

– Но отчего? Зачем ты его прячешь? Зачем доходишь до этаких крайностей, только б никто его не увидел?

– Разве?

Откинув волосы в сторону, Странница подняла голову. Под шляпой оказалась золотая маска, закрывавшая все ее лицо так, что даже глаза оставались в тени.

Рал закатил глаза.

– Да. Думаю, да. Такого желания увидеть лицо женщины я не испытывал с тех пор, как… да, пожалуй, что никогда. Ты превратила его в загадку. Загадки влекут к себе. Как я понимаю, на это ты и рассчитываешь.

– Вовсе нет, – возразила Странница. Теперь в ее голосе слышались нотки веселья.

– Так зачем же?

– Мне не нравятся выражения лиц тех, кто видит мое лицо.

Это было сказано попросту. Обыденно. Констатация факта, не более.

– Неужели ты настолько прекрасна?

– Думаю, некогда была, – не без сожаления сказала она.

– Но теперь?..

Странница снова надолго умолкла, и, наконец, заметила:

– Понимаешь ли ты, насколько сейчас назойлив? Думаешь, не испытывая сексуального интереса к женщинам, ты способен говорить с нами и о нас объективно? Нет. Объективность эта ложная, кажущаяся. Ты говоришь себе: «Это же не “подкат”. Это же не предлог. И не суждение, и не оценка, так что ж тут дурного?» Ты говоришь: «Я – просто надежная гавань. Ничем никому не грозящий сосуд, в который любая женщина может излить свои секреты». Однако ж на самом деле ты только удовлетворяешь собственное любопытство. За наш счет.

Тут уж настал черед Рала взять паузу.

– Думаю, ты слишком уж обобщаешь, – дернув щекой, выдохнул он. – Но, может быть, доля правды в этом есть.

– «Может быть»? «Доля»?

– Кое-какая – определенно. Но только доля.

– Хм-м-м… Все еще хочешь взглянуть на мое лицо?

– Да. Все еще… заворожен этой мыслью. Сам точно не знаю, почему. Наверное, из распространенного стремления желать того, чего нельзя получить, или гадать, каким оно может оказаться.

Странница не ответила.

– Дело в шрамах, верно? В значительных шрамах. А тебе не нравятся выражения лиц тех, кто их видит.

Вместо ответа Странница всего-навсего отпустила волосы, вновь заслонившие маску, да склонила голову, так что на них снова легла тень полей шляпы. Теперь даже маски стало не разглядеть, и Рал счел это подтверждением собственной догадки.

– Откуда они у тебя?

– Спроси еще раз, отчего я помогаю тебе отыскать Теззерета.

– А-а…

Оба снова на время умолкли, но на этот раз молчание неловким не показалось.

– А у тебя есть шрамы? – спросила Странница.

Ее вопрос звучал, скорее, как утверждение.

– Да, и весьма заметные, – отвечал Рал. – Но самых значительных невооруженным глазом не разглядеть.

– Теззерет?

– Нет, не он. Только не пойми неверно: этого типа я ненавижу всем нутром. Но таким образом, как тебе, вреда он мне не причинил.

– Если допустить, что ты докопался до правды, а не додумываешь рассказа сам, чтоб удовлетворить свое оскорбительное любопытство.

Это заставило Рала осечься.

– Нет… что делать с ним, я даже и не знаю.

– С любопытством? Попросту жить с ним дальше.

Что ж, Рал на время последовал этому совету, однако вскоре сказал:

– Так это был не то, чтоб рассказ… скорее, намек на рассказ, который еще впереди.

– Или намек на истину, о которой я вряд ли стану распространяться дальше. Когда бы то ни было.

– Верно.

– Верно.

– Так на чем мы остановились?

– На твоих шрамах.

– Да. Мои шрамы…

– Значит, они оставлены не Теззеретом?

– Да.

– А кем же?

– Э-э… кое-какие – Боласом. Большинство – жизнью на улицах Равники. И был еще этот художник… я думал, будто люблю его. Смерть от тысячи порезов. Думаю, общая идея ясна.

– Ясна.

– Быть может, хотя бы настолько мы друг друга понимаем.

– Хотя бы настолько – возможно.

И оба вновь погрузились в молчание – на сей раз уютное. По-прежнему усталый, Рал съехал с камня на песок и привалился спиною к Аккумулятору, который, в свою очередь, уперся в опустевший камень. Дело было на морском берегу, у самой опушки джунглей. Настало утро, и вскоре неподалеку, предвещая бурю, загомонили невидимые птицы. Пальмовые деревья медленно и плавно покачивались под дуновением теплого бриза с моря.

– А ведь неплохое место, – заметил Рал.

– Не лучше и не хуже любого другого мира.

– Похоже, ты обошла их все – хотя бы сравнения ради.

– Мультивселенная бесконечна, но самое меньшее в нескольких сотнях миров я побывала.