Отверженная

— Прикоснись ко мне, Черничка… — низко протянул он, одергивая купальник и позволяя тому собраться на животе. Теперь моя грудь была полностью голая, прямо на уровне лица Кирилла. На долгие минуты она захватила его внимание, давая мне время на выбор. Здравый смысл кричал — подыграй, подчинись, потерпи! Но что-то внутри готово было взорваться от негодования — никогда, ни за что, не со мной! Пусть спит с Наташей, трогает ее, гладит ее и восхищается ею!

Вдох-выдох… Секунды, как вода. Как зыбучие пески… Я не хотела терять себя, но тогда с ужасом поняла, что давно потеряла. Давно… Об этом говорило мое поведение в самолете, мой разговор с Наташей. Кристины Хеви уже давно не было. Была только Кристина Шакалова. Его Кристина.

Он вычеркнул меня, оставляя лишь внешность и хоть легче казалось сдаться, но… Я не могла. Процесс изменений можно было прекратить либо сейчас, либо никогда.

Губы Шакалова оказались на моем соске, он нежно сжал его мягкими полукруглостями и лизнул языком. Пальцами нежно изучая кожу, поглаживая ее, раздражая для будущий ласк. Как вдруг он сомкнул губы на соске и потянул его на себя. Я вскрикнула от боли, отвлекаясь от размышлений, а Шакалов застонал.

Таким озабоченным, осторожным и увлеченным я видела его впервые. Словно скульптор, перед своим главным твореньем, доделывая последние штрихи.

Он взял мою руку в свою и положил ладонь на пах, ткань плавок которых уже и так трещала по швам.

— Погладь его, достань… — прошептал он, мне на ухо, кусая мочку, а затем лизнув пострадавшее место. Пальцы мужчины продолжали изучать грудь, почему-то опухшую за время беременности, жадно выкручивая соски. — Черничка… Сделай это.

Одному богу известно, сколько сил мне стоили эти слова, но я не могла не попытаться. Не могла больше молчать. Не могла скрывать. Зажмурилась, словно перед взрывом ядерного реактора и быстро протараторила:

— Я не хочу.

Секунду, вторая, третья… Но ничего не произошло. Мир не взорвался, Шакалов не убил меня и даже не пошевелился. Не веря себе, я медленно открыла глаза и застала мужчину, изучающего меня.

— Ты не хочешь секс в джакузи? Не переживай. Тут вода не хлорированная. Специальная, очищенная, соленая. — он осторожно толкнул меня рукой и я упала на спину, на его же руку. Мужчина навис сверху и проехавшись вверх-вниз возбужденным членом у меня между бедер, прорычал: — Черт… Как же я хочу трахнуть тебя прямо тут. Мокрую, по пояс в воде. Прости, Черничка, но до спальни мы не дойдем!

Пальцы Шакалова скользнули между нами и он высвободил свой член, чтобы провести им дорожку по моему животу. Медленно, осторожно и сдержанно, хотя его достоинство уже набухло так, что поменяло цвет и каждая венка виднелась темно-синим. Глаза Кирилла закатились, мышцы рук напряглись, а тело тряслось, словно он сдерживал себя из последних сил.

— Ты не понимаешь. Я не хочу сейчас секса… Вообще… — все-таки призналась я, понимая, что эти слова ничего не поменяют. Он хочет, его животное нутро требует, а рядом я — голая и готовая на все. От странности ситуации на глаза накатили слезы, но я таки заставила себя напрячься и выдавить: — Хотя… Делай что хочешь. Как обычно. Тебе же раньше не мешало мое не желание и сейчас не должно.

Шакалов замер, словно обухом по голове кто-то его ударил. Его мышцы напрягались все больше и больше, внутри была лютая борьба, а на меняющейся каждую секунду энергетике можно было жарить яичницу. Как вдруг он зарычал и резко отодвинулся. Пропустив пару не благозвучных ругательств, мужчина с треском ткани натянул обратно плавки и сел на край джакузи, спиной ко мне.

— И это все? Никаких объяснений? — протянул он, словно нормальный тон ему давался с трудом.

Я не собиралась ничего объяснять и доказывать. Не Шакалову. Но в тот момент, когда он все же встал с меня, пересилив себя, что-то… Оборвалось внутри. Я расплакалась, с трудом сдерживания рыдания и наконец пробормотала:

— Мне то жарко, то холодно. Эта чертова грудь постоянно болит и стала больше на размер! Есть… Я все время хочу есть мясо. А еще почему-то хочется с кровью. О! И с малиной! А еще… Господи… Это ненормально! Мне то хочется зацеловать каждого на пути, а в следующую секунду я ловлю себя на желании прирезать их же ножницами. — Шакалов поднял меня с пола и поправив купальник, посадил к себе на руки. Его крепкие объятия, напомнили о важных людях и я в конец забыла о сдержанности: — А рядом нет даже человека, которому можно было бы все это рассказать и спросить, нормально ли это или пора звонить врачам? Я не понимаю…