Отверженная

— Трахаться с другими мужиками — вот твоя цель, признайся, милая. — наигранно ласково прошептал он, а затем окончательно слетел с катушек, когда я не смогла ответить от испуга. Из горла мужчины вырвался странных хрип, больше похожий на рык. Он резко подняв меня на руки. До кровати оставалось пара сантиметров, Шакалов просто в одну секунду разорвал любимый купальник на мне на две тряпочки и откинул их в сторону. Секунда, и я уже лежу на кровати, а его руки сдерживают мои над головой, ноги сжимаю мои, чтобы не дергалась. А его губы… Губы нависают над моими, не прикасаясь, но опаляя их адской злобой: — Я настолько тебе омерзителен, да, Черничка? Ты хочешь всех, кроме меня. Мила со всем, кроме меня!

— Настолько! Одна мысль остаться с тобой наедине своди с ума! — проплакала я ему в лицо, понимая, что ничего сделать больше не могу. Ничего. Ни-че-го. В одном фильме девушку, связанную по рука и ногам сбросили в воду с камнем на шее. Сейчас я ощущала себя именно так. — Вокруг сколько девушек. Почему я? Почему, мать его, именно я?!

Свободной рукой Кирилл скользнул между моих ног, вставив два пальца в меня и зашипел от того, как там сухо, предупреждающе рыкнув:

— Сука, как же я тебя ненавижу. Чертова тварь. Ты сводишь меня с ума! — мужчина плюнул себе на руку и смазал мой вход, чтобы быстро приспустить свои штаны и войти в меня на полную длину. Его движения хоть и не были быстрыми, но граничили с паранойе, а глаза горели, словно у сумасшедшего. Он кусал мои губы, ускоряясь, пытаясь проникнуть языком внутрь, но я не давала. Тогда Шакалов перешел к шее, грубо засасывая ее, словно пытаясь оставить как можно больше меток. — Ты моя, Черничка. ТОЛЬКО МОЯ. Моя женщина. И ты будешь только со мной. Либо со мной, либо не с кем!

— И что же ты сделаешь? Убьешь? — с вызовом прошептала я, ощущая, как медленно проваливаюсь куда-то в глубь подсознания, растворяюсь, прячусь от реальности там, где нет проблем и забот.

— Убью, даже не сомневайся. — на полном серьезе протянул мужчина, а его движения стали резче, быстрее, жестче. Член внутри пульсировал, мышцы груди раздувались, а грудь снова и снова терлась о мою. Удар, удар, еще удар… И его горячая жидкость растеклась внутри, как лава, вместе с жуткими словами на пике: — Я по тебе сума схожу! И не отпущу. Никогда. Ты никогда не уйдешь. Всегда будешь моей. Любой, кто коснется тебя — труп. Любой, кто посягнет на тебя — мой враг.

Не дожидаясь моего ответа, мужчина резко вышел, натянул штаны и ушел. Не знаю, сколько я пролежала так, на кровати, без движений и каких-либо мыслей, прячась в глубине подсознания. Затем просто встала и пошла в ванную. Мылась долго и тщательно, сама не понимая, зачем?

Но когда вышла, на столе уже стояла бутылка молока. Не задумываясь, я открутила ее и выпила залпом. Затем открыла шкаф, натянула первую попавшуюся вещь и только подумала лечь спать, как желудок снова дал о себе знать. В этот раз тошнота долго не продлилась, ведь в желудке ничего, кроме молока, больше не было.

Желание что-то делать не было. Есть, пить, ходить и даже спать было в тягость. Словно жизнь внезапно стала обременительна. Но что-то внутри все еще цеплялось за реальность. Ради ребенка я спустилась вниз, в пустую кухню, и съела пару кусков готового пирога.

Но уже поднимаясь по лестнице, между громом и молнией слышались какие-то другие звуки. Из кабинета Шакалова. Я замерла лишь на секунду, положив руку на дверь и затаив дыхание. На глаза накатили слезы, а легкие жгло так сильно, будто кто-то залил в них керосин.

Там был Шакалов. На том же кресле, в той же позе и даже Наташа все так же стояла между его ног, словно кто-то отмотал время назад. Только теперь кое-что изменилось. Штаны Кирилла были приспущены, а рот блондинки натягивался вокруг головки члена, ритмично двигаясь вверх-вниз.

Нужно было уйти, но я не могла. Словно время замерло, а ноги приросли к полу. По телу прошел озноб, в желудке все свернулось, а чавканья Наташи так и не прекращались. Я была уверенна, что Шакалов не заметил моего присутствия, но ошиблось. Когда он открыл глаза и с поволокой желания и похоти посмотрел на меня, по щеке кто-то словно ударил хлыстом.

— Ты же переживала, что Наташа замерзнет в бараке. — хрипло прошептал и выгнулся от удовольствия. Девушка на нем дернулась, но мужчина надавил на ее голову, не позволяя выпустить член, а заставляя заглатывать его глубже и глубже. — Иди в спальню и жди меня, Черничка.

Но я все еще стояла там. Господи… Наверное, это прозвучит странно и пугающе, но в тот момент я поняла, что измена — самое больше предательство Шакалова. Аукцион, секс на рояле, это было сделано с человеком, которого он не знал. Секс в спальне — попытка что-то доказать. Я не могла это простить, но могла хотя бы проследить логику. А измена — это слабость. Предательство по всем фронтам. Ее невозможно забыть, простить или перешагнуть. Это, как убить человека. Ты либо нажимаешь курок, либо нет. Выбор за тобой. Назад пути нет.