Отверженный 追放者 Часть III

— Криминальная журналистика — это эвфемизм желтой прессы, — ухмыльнулся он. — Я выбрал тебя, потому что ты согласилась приехать без подготовки, и провести со мной последнюю ночь моей жизни. Я был уверен, что ты клюнешь.

— И с чего это?

— Ты забросила практику, чтобы стать журналистом, но и это получается из рук вон плохо. Крупные издательства отказываются с тобой работать, основной доход идет из публикаций в блоге, остальное фриланс. Не так ты себе представляла карьеру публициста. Я для тебя, словно сладкий пирожок, — книга, статьи, эксклюзив. Я выбрал тебя не оттого, что ты особенная, а совсем наоборот, — потому что ты обычная и тебе нечего терять. Твоя жизнь настолько пуста, что даже встреча с убийцей, дождливой ночью, в тюрьме строгого режима… тянет твой низ живота предвкушением. Я выбрал тебя, потому что ты пустышка и напишешь именно то, что я скажу.

Карандаш сломался в руке Ви. Вот черт, уже второй за вечер. Лицо загорелось от стыда и злости. Она пыталась нацепить на себя профессиональную маску, но это никак не получалось. Ублюдок… Какой же он ублюдок…

— Пожалуй, сделаю вид, что ничего этого я не слышала, — произнесла она стальным голосом, хоть и пыталась сделать вид, что сказанное её совсем не тревожит.

— Пора сделать перерыв, — согласился он. — У тебя кофе закончился, сходи-ка к автомату, возьми парочку. Заодно проветришься, воздухом подышишь, а то щеки раскраснелись.

Она резко встала, взяла сумочку и подошла к двери, постучала, чтобы привлечь внимание охраны.

— Эм, когда я вернусь, лучше бы у тебя было пару сногсшибательных историй, — бросила она зло, перед тем как выйти.

— Не сомневайся, малыш, — улыбнулся он.

Когда дверь за ней затворилась, его улыбка стала шире.

— Ты — одна из этих историй, — закончил он предложение вслух.

* * *

Я открыл глаза, не понимая отчего проснулся. Вокруг темнота, нет ничего кроме шума ветра и дикого холода.

Тряхнув головой посильней, я прояснил зрение, вглядываясь в одну точку, — мне не нравилось как сильно раскачиваются ветви деревьев на другой стороне полянки, у обрыва.

Заросли расступились, и из мрака выступила высокая фигура. Человек в черном костюме легкой походкой подошел ко мне и стал напротив, засунув руки в карманы.

Дерьмо. Я опять схожу с ума.

— Привет, Икари… Я смотрю, дела у тебя не очень, — сказал Аоки, жалостливо разглядывая меня. — Как же так, как же так…

Глава 19

— Аригато, дерьма ты кусок, — протянул я хрипло. — Чего приперся?

— Я бы сказал, что соскучился, но это не так, — покачал Аоки головой. — Я бы выразился иначе, — заскучал.

— Так иди, займись чем-нибудь, — пробурчал я, и уронил голову на грудь.

— Занимаюсь, — как ни в чем не бывало, заявил он. — Прямо сейчас.

Я посмотрел на него исподлобья, нет ну какой мерзавец, а? После смерти выглядит даже лучше, чем до неё.

Зачесанные назад волосы блестят, глаза отливают чернотой, кожа бледная, почти как у Музы, а губы растянуты в пренебрежительной улыбке.

— Чего тебе нужно, Ичибан? Ты же вроде сдох, — просипел я.

— Именно.

— И значит, если я тебя вижу…

— Давай договаривай…

— Мой мозг снова воспалился, и начинает играть со мной.

— Все возвращается, Ика-чан. Ты так долго держался… — Он поаплодировал. — Но похоже, внешнее давление вновь провоцирует тебя. А когда ты сорвешься, ну ты сам знаешь…

— Кровь, трупы, пожар, и снова трупы… — покивал я.

— Ага, за этим я и пришел. Посмотреть. Слушай, какого хрена ты творишь, Рио?

— Ты о чем?

— Так долго тянешь, скука смертная. Ты же сам просил меня отдать тебе ту удочку, помнишь? Так почему все снасти в пыли⁈

— Пошел ты… Я вырвал эту удочку из твоих мертвых рук, — прорычал я.

— И повесил на стену, — хмыкнул он. — Подумать только, какой-то мелкий недоносок якудзы сотворил с тобой такое. Раньше бы ты не позволил так над собой издеваться.

— Я был вынужден играть, — попробовал спорить я.

— А может, ты искал оправдания? Искал заслоны, которые мешают тебе убивать? Зачем ты сдерживаешься, Рио? Вот на фига?

— Я в тюрьме, тупой ты выродок! — сорвался я.

— Сейчас ты на дереве, дружок, — посмеялся он, поправляя галстук. — Хватит оправданий. Вот же напасть, — «Муза покинула меня!» «Я в тюрьме, мне нельзя исполнять Правило!» «Если я убью ту стерву с круглой попкой, меня точно кто-то заметит»… Все это бред собачий! Давай уже возьми себя в руки, яйца в кулак, еще что-нибудь возьми… Хватит канючить! Музы не существует, — ты её сам придумал, как и Правило, как и меня, мать твою! Она ушла, потому что ты так хотел, а не под давлением обстоятельств. Потому что ты решил не убивать, размяк.

— Это не так, — тряхнул я головой, откидывая волосы с глаз.

— Прямо перед тобой пустышка, а ты все не решишься прервать его жалкое существование. Ещё и позволил ему посадить тебя на поводок, как собачку.

— Я сейчас убью тебя второй раз! Оказу дзо!

— Сам туда иди, я и так мертв!

Он заткнулся, вытащил пачку. Одну сигарету вставил мне в губы и прикурил, второй задымил сам.

— Я не понимаю, почему пришел именно ты, — произнес я, через зубы и стараясь, чтобы сигарета не вывалилась изо рта.