Ответ

— Пожалуй, я ее не люблю, — проговорил Минарович. — Ну, там видно будет. Если позвонит еще раз, впустите. Res judicata[91]. — В мастерскую, как был в пальто и шляпе, ворвался господин Фекете; только увидев на залитой солнцем белой скатерти две тарелки с поднимающимся над ними паром, он снял шляпу. Пожилой коммерсант тяжело дышал, по вискам, по носу горестными потоками струился пот. Накануне вечером его единственный сын на основании одиозной статьи 921-3 был арестован полицией по подозрению в подстрекательской деятельности против существующего государственного строя. Весть застигла Фекете около девяти часов утра, в магазинчике на улице короля Кароя, когда он давал поручение биржевому маклеру приобрести сто пятьдесят наполеондоров. Принесла известие незнакомая остроносая девица, по виду студентка, даже не назвавшая своего имени. В стеклянной кабинке-конторе, из которой можно было держать под неусыпным наблюдением тесное, пропитанное запахом конопли торговое помещение, входную стеклянную дверь и через нее снующих по улице пешеходов, она пробыла от силы десять минут, — повернувшись спиной к двери, с ридикюлем под мышкой, коротко, четко все рассказала и быстрым мужским шагом удалилась.

Для отца все было так неожиданно, что поначалу он ничего не понял и только потряс головой, словно в ухо ему попала вода.

— Простите? — сказал он вопросительно. — Не понимаю.

— Вчера вечером Бела задержан полицией, — повторила девушка, вперив в коммерсанта обрамленный очками взгляд. — Пожалуйста, слушайте внимательно, у меня мало времени.

Лицо господина Фекете стало пепельно-серым.

— Что вы говорите?.. Это ложь.

— Я была тогда с ним, — возразила девушка.

— Когда?

— Когда его забрали в полицию.

Торговец стукнул кулаком по столу.

— Не смейте говорить мне подобные вещи! Мой сын не может иметь дела с полицией.

— Вы не кричите, — посоветовала девушка, — не то услышат, а это и не в ваших интересах. Его арестовали вчера в семь часов вечера на площади Францисканцев, перед университетской библиотекой.

Старый торговец был из числа тех еврейских родителей, которые ради своего чада способны пожертвовать даже кровью; весь ущерб, какой наносят они в течение жизни людям, животным, обществу, с процентами на проценты возмещается ими собственным детям. Их любовь ставит перед отпрыском лишь одно условие: во всем следовать жизненному примеру родителей. Они не покидают свое дитя и в том случае, если оно взбунтуется, но это подкашивает их под корень.

Услышав об аресте сына, старый торговец почувствовал, что ему сломали позвоночник.

— С кем имею честь? — спросил он, уронив голову и обеими руками вцепившись в стол.

— Это не важно, — сказала девушка. — Пожалуйста, возьмите себя в руки, у меня совсем нет времени. Бела просит вас прислать ему теплое белье. Это в самом деле не помешает, господин Фекете, ведь политическая тюрьма при полицейском управлении забита до отказа и арестованных держат во дворе, в гараже.

— Но за что? — простонал старик. — За что?!

— Вы даже не догадываетесь? — спросила девушка, невольно улыбнувшись. Старый торговец поднял на нее несчастные глаза в сетке красных прожилок.

— Почему… его понадобилось арестовать?

— Девятьсот двадцать один — три, — пояснила девушка. — Подстрекательство против существующего строя.

— Прекратите! — взревел отец.

Девушка пожала плечами.

— А какое вам дело до моего сына? — спросил, совершенно потеряв голову, старик, коммерческая логика которого, обычно помогавшая ему безошибочно везде ориентироваться, на этот раз совершенно заплутала в лабиринте отчаяния; словно в тюремном карцере, приходилось двигаться ощупью, чтобы определить размеры и формы окружающего мира. В жизни своей он знавал неудачи, но подобного несчастья еще не выпадало на его долю. — Так опозорить честное имя отца, — пробормотал он сам себе. — Бедная его мать…

— Ну, оставим это! — недовольно прервала его девушка. — Если вы желаете что-то сделать для Белы, обратитесь к инспектору политического отделения Яношу Немешу, может быть, чего-либо добьетесь.

Господин Фекете расслабил галстук, расстегнул воротничок.

— Янош Немеш?

— Вы запишите, чтоб не забыть, — посоветовала девушка. — До свидания!

Но прежде чем она повернулась к двери, старик обеими руками потянулся за ней, схватил за руку.

— Дорогая барышня, подождите, не уходите!

— Что вам угодно?

— Кто вы моему сыну? — приниженно спросил отец. — Надеюсь, я не обидел вас…

Девушка качнула головой.

— Я сказала уже, это не важно!

— Дорогая барышня! — с мольбой вскричал старик.

При виде слез, заливших пепельно-серое лицо торговца, девушка на мгновение смягчилась. Высвободив руку, она отступила чуть-чуть назад.

— Будьте же мужчиной, господин Фекете, — сказала она. — Ваш сын пошел на риск во имя такого дела, величественнее которого не знает история. Из этого вы сможете кое-что понять, если захотите. Жизнь отдельного человека в такое время не существенна, господин Фекете, если доведется, я без малейшего колебания отдам и свою жизнь, можете мне поверить! На вашем же месте я гордилась бы тем, что ваш сын жертвует жизнью за человечество!