Ответ

— Знаете, — сказал он на улице учителю гимназии, когда парадное за ними захлопнулось, — доведись мне говорить с Гитлером, я спросил бы у него прямо: господин канцлер, чем провинились перед вами евреи? И рассказал бы ему мою жизнь — о том, что вот я, еврей-торговец, с двенадцати лет живу честным трудом, от большинства ничем не отличаюсь, а потом спросил бы: господин канцлер, почему вы на нас сердитесь? Вы величайший сын нашей эпохи, но признайте, что в этом одном вы ошибаетесь!

— Бояться вам нечего, — раздраженно проскрипел учитель, — у нас в Венгрии честного человека никогда не обидят!

— Вот и я так думаю, — кивнул господин Фекете, отирая лоб.

— К тому же, — с легкой насмешкой продолжал учитель, — вы ведь из воинственного рода. Ваш дед в сорок восьмом национальным гвардейцем был в Сегеде, не правда ли?

Они распрощались, коммерсант приподнял шляпу на ладонь выше обычного. Возвращаясь домой на улицу Вешшелени, он решил всю недвижимость обратить в наличные и купить на них валюту, чтобы, если доведется, в любой момент покинуть Венгрию. Дома он разбудил жену, прикованную к кровати приступом ишиаса, и досконально обсудил с нею, какие принять меры. Если собрать всю дебиторскую задолженность, продать акции «Ганца-электромашиностроительного» и «Нашици», обратить в деньги склад и имеющиеся в нем запасы, оставив лишь самое необходимое для дальнейшего ведения дела, на вырученные суммы можно купить четыреста тысяч швейцарских франков.

— Франков? — усомнилась жена. — А если Гитлер займет Швейцарию?

— Значит, покупать доллары?

Госпожа Фекете думала. Ее морщинистое, старое лицо приводило на память древних еврейских пророков, оно было твердо, как кремень, ее взор жег одеяло.

— А если он займет и Америку? — послышалось немного спустя из морщин.

Муж пожал плечами.

— Тогда уж все равно бежать нам некуда!

— Да ведь ты и не хочешь никуда бежать, Шани, — сообщила ему жена. — Ты только деньги свои спасти хочешь.

За окном рассветало. Два старика, кожей впитавшие опыт двух тысячелетий, решили приобрести четыреста наполеондоров, остальные же деньги обратить, поровну, в доллары и английские фунты. Господин Фекете умылся, переоделся и отправился в свою лавку.

Седьмая глава

К утру небо, несколько дней затянутое косматыми тучами, прояснилось, и в полдень, когда Балинт нес из соседнего ресторанчика обед, длинноногие лучи уже весело шалили на голубой эмали судков. На втором этаже открылось и тут же закрылось окно, перебросив через улицу две ослепительные простыни света, на перекрестке сверкнул в лицо фарами грузовик. Все, что способно было сиять, сияло. Светилось счастьем и лицо Балинта: его зубы, глаза, волосы излучали свет. Все сверкало, блистало, душистый, пахнувший снегом ветерок ширил легкие, играл в волосах, шевелил брови, придавал настроению, словно щепотка соли, особую остроту и вкус. Улицу пересекали голубые тени, длинные снежные сугробы вдоль тротуаров искрились.

Балинт только что стал наливать суп в свою тарелку, как в дверь позвонили.

— Пожалуй, открывать не стоит, — сказал Минарович, купая нос в подымавшемся над его тарелкой аромате. — Вдруг да какая-нибудь неприятность?..

Балинту это было непонятно.

— От неприятности не убежишь, догонит!

— Вы так думаете? — Художник явно колебался. — Знаете по опыту?.. И нет возможности увернуться?

Балинт пожал плечами. Нос Минаровича был погружен в мускулисто извивавшийся пар от светло-желтого мясного бульона, художник упоенно созерцал покоившиеся на дне тарелки аккуратные ломтики моркови и репы, вьющуюся среди весело мигавших кружков жира зелень петрушки. Художник не любил, когда его беспокоили во время еды.

— А что на второе? — спросил он.

— Говядина.

— Под хреном с уксусом?

— Угу, — буркнул Балинт.

— Мясо не жесткое?

Балинт переминался с ноги на ногу.

— Я-то почем знаю?

Звонок прозвонил в третий раз.

— Ну хорошо, — кивнул художник. — Экий упорный!.. Вы бы открыли?

— Открыл бы, — мрачно сказал Балинт.

— А что как с дурными вестями? — Художник стеснительно улыбался. — И суп между тем остынет. А если вдруг… как бы сказать… явится кто-нибудь в дурном настроении, вот и отобьет аппетит… На третье что у нас?

— Лапша с маком.