Ответ

— Гляди у меня, в другой раз так врежу, что до самого дома на соплях докатишься, — пригрозил Славик. — Где колбаса?

Балинт протянул ему сверток. Подмастерье не взял. — Чего руки тянешь? — буркнул он, наклоняясь над станком. — Ближе подойти духу не хватает? Боишься, что в зубы получишь?

Подросток обошел станок и стал вплотную к подмастерью; стружка сюда не попадала. Славик поглядел на него, потом опять склонился к станку. Воняло жженым железом, резец засвистел вновь. Подмастерье выключил станок.

— Где купил колбасу?

— У Дубовца, на проспекте Липота, — сказал Балинт.

Славик взял сверток, раскрыл, долго, придирчиво смотрел на колбасу.

— Так это от Дубовца?

— Да, — сказал Балинт.

— С проспекта Липота?

— Да.

Подмастерье еще раз оглядел жирно отсвечивавшую колбасу, затем ловко подбросил, так что она, перевернувшись в воздухе, опять упала на бумагу, уже другой стороной. Славик еще раз осмотрел ее, поднес к носу, понюхал.

— Так-таки от Дубовца?

Балинт не ответил.

— Да я шляпу свою проглочу, если это от Дубовца, — медленно выговорил подмастерье, глядя на колбасу. — Ты принес ее вот отсюда, с угла, дрянь паршивая, а потом два с половиной часа в футбол гонял на площади Марии Терезии! Меня не обманешь, каналья, нос не дорос! Откуда колбаса?!

Балинт был уже бледен как смерть, но молчал. Подмастерье все приглядывался к колбасе, потом покачал на ладони, как бы взвешивая.

— И сколько тут, говоришь?

— Двести грамм, — выдавил Балинт.

— Это — двести грамм?!

Балинт поглядел на стоявшего у окна Пуфи, с его ухмыляющейся физиономии перевел взгляд на узкое лицо дяди Пациуса. Вдоль длинного сумрачного цеха над станками горели лампы под черными жестяными колпаками.

— Отвечай, тварь поганая, когда я с тобой разговариваю, — сказал подмастерье, — не то быстро по зубам схлопочешь! Сколько здесь?

— Двести грамм, — сказал Балинт.

Подмастерье опять взвесил колбасу на ладони.

— Двести… было двести. Половину ты после футбола сожрал, поганец. Два с половиной часа слонялся невесть где, да еще половину моей колбасы стибрил!

Токарь Пациус остановил свой станок, неумолчный шум цеха немного опал, но тут же двадцатью шагами дальше завизжал шлифовальный станок.

— Оставь парнишку в покое, Славик, — подойдя, сказал дядя Пациус, — этот не украдет!

Подмастерье обернулся.

— Ты в чужое дело не лезь! — вызверился он на старика. — Не твою колбасу украл, а мою. Да он не только колбасу ворует, и другое кой-что прихватывает.

Балинт побелел.

— Напраслину возводите на меня, господин Славик, — дрожащими губами выговорил Балинт.

Подмастерье быстро обернулся.

— Что-о?! Ты еще и голос подымаешь?! — медленнее, чем прежде, прошипел подмастерье; его брови взбежали на лоб, длинный шрам на щеке потемнел и словно стал длиннее от прилившей крови.

Балинт отскочил, схватил стальной прут.

— Не трожьте меня, не то голову размозжу! — дико взвыл он.

Подмастерье опустил вскинутую было руку. Некоторое время он молча смотрел на дрожавшего всем телом подростка, в лице которого не осталось ни кровинки, потом отступил к станку.

— Мы еще поговорим с тобой, — сказал он и запустил машину.

Однако стычка осталась без последствий. Другие тоже о ней не поминали, даже Пуфи стер ухмылку с физиономии, встретившись с глазами Балинта. Последний вернулся к расточному станку, и в тот день его почти не отрывали от работы. И на другой и на третий день он по-прежнему оставался на расточке: как видно, господин Богнар забыл о своем обещании. Балинт становился все угрюмей. К концу недели твердо решил, что в понедельник поговорит с мастером.

Каждый вечер он разносил клиентам старого угольщика с проспекта Ваци дрова и уголь — по мешку дров, мешку угля на семью. Домой приходил в десять, в половине одиннадцатого, падая от усталости. Однако пять-шесть пенгё в неделю, откладываемые впрок, навевали легкие сны.

В понедельник его ожидало новое разочарование. Весело подмигивая и согласно кивая на каждое слово, господин Битнер добродушно выслушал его просьбу, подкрутил жирные тюленьи усы.

— Да пож-жалуйста, сынок! — сказал он. — На другой станок?.. Да хоть сейчас!

— К дяде Пациусу? — спросил Балинт, с трудом переводя дух.

Битнер сделал вид, что не слышит.

— Становись к шлифовальному станку. Сабо тебя обучит.

Балинт побледнел.

— Но господин Богнар обещал меня на токарный поставить.

— Завтра, сынок, завтра! — похохатывая, сказал мастер. — За один присест весь свет слопать готов! Кто ко мне попадет, сынок, тот всему выучится, не то что на заводе каком-нибудь, здесь ты обучишься ремеслу досконально, хочешь того или нет. Из таких вот маленьких мастерских и выходят настоящие мастера, которым самая трудная работа нипочем. Ты еще вспомнишь старого Битнера, когда будешь здесь лет через двадцать начальником цеха.

Подросток стоял перед мастером молча, опустив глаза. Битнер хлопнул его по плечу, потом повернул и крепко пнул сзади большим своим животом.

— Ну что, прав старик Битнер? — громыхнул он превесело. — А теперь ступай! Сабо обучит тебя.