Ответ

Вагонетка медленно вышла из воды, перевернулась, ледяные столбцы взлетели на помост. Мальчик обеими руками схватил крюк и принялся за дело.

Запах аммиака и новизна работы возбуждали его, до полуночи он совсем не испытывал усталости. Но когда ему вдруг вспомнилось, что и минувшую ночь он провел без сна, усталость такой тяжестью обрушилась на его мускулы, налегла на веки, что ему пришлось на минутку распрямиться и вдохнуть поглубже, чтобы стряхнуть дремоту. Да и желудок был каменный: сказались ночные трапезы в корчме, и днем он ел нынче втрое больше обычного, — его организм был уже непривычен к этому; в ногах гудел весь путь до Киштарчи и обратно, впервые в жизни проделанный на велосипеде. Ну ничего, думал Балинт, еще пять часов как-нибудь выдюжу, хоть трава не расти! Он покрепче ухватил крюк, напряг руки, сильно толкнул очередной столбец — тот сиганул как бешеный. Нужно было только следить, чтобы лед ровно скользил вдоль настила, иначе он застрянет по дороге, а то и отскочит в сторону, не попадет в тоннель.

— Сколько вагонеток выгружают за смену? — спросил Балинт крановщика, когда тот с очередной вагонеткой остановился над теплой ванной.

— Девяносто шесть.

— А сколько уже выгрузили?

— Устал? — спросил крановщик. — Штук сорок, я думаю. У двери стоит доска, мы на ней помечаем мелом. Сколько там черточек, столько и вагонеток.

Светало рано, но яркие чистые краски зари меркли в клубившемся перед окнами паре, сливались в унылую серую пелену. Балинта все сильней одолевала усталость. Тяжелые деревянные башмаки натерли ему ноги, суставы потеряли подвижность, руки налились свинцом. К счастью, аммиачный запах не позволял погрузиться в дремоту, первый же неосторожный сонный вдох, словно длинный нож, вонзался в легкие, вспарывал сонную одурь. Однажды Балинт уронил было железный крюк; побледнев, он со страху начал свистеть.

— Фальшивишь, приятель! — услышал он за спиной чей-то голос.

Позади него, за рельсами крана, стоял тот самый долговязый парень, держа руки в карманах и ехидно качая стриженной под машинку головой. Балинт мельком приметил его, когда шел с Йожи по генераторной; парень также работал толкачом, но на самых дальних мостках, так что во время работы они почти не видели друг друга. Балинт и сейчас глянул на него лишь вполглаза — сперва надо было покончить с очередной порцией. Он чувствовал спиной испытующий взгляд и насмешливую ухмылку парня, но от усталости ни на что не обращал внимания; теперь он двигался медленно, обдуманно, рассудком заставляя работать отупевшие мускулы, которые с каждой минутой становились все менее управляемы. Даже за ногами приходилось следить постоянно: колени подгибались, щиколотки подворачивались. Вытолкнув последний столбец, Балинт с трудом обернулся. Парень стоял все там же, Опершись на крюк, Балинт оглядел его.

— В чем дело? — спросил он.

Парень ухмылялся. — А я ничего не сказал.

— Разве? — Балинт продолжал его рассматривать. Руки-ноги у парня были смехотворно тощие, лицо вытянутое, веснушчатое, шея совершенно птичья. По лицу и по росту судя, он был года на два старше Балинта, по небрежным, бестолковым движениям — настолько же моложе. Балинт ему улыбнулся.

— Меня зовут Балинт Кёпе.

— Это не беда! — отозвался парень.

Балинт не знал, засмеяться ему или выругаться. — Какая же в том могла быть беда? — Парень смотрел на него в упор. — Я и сказал: не беда.

— Ну и ладно!

Ни тот, ни другой не отводили глаз. — Слыхал я имена и пострашней, — сказал парень немного погодя.

— Например?

— Яни Лехань.

— Кто это?

— Я… А ты, видать, здорово умаялся! Или всегда шарики туго крутятся?

— Всегда, — кивнул Балинт, — когда среди свиней оказываюсь. Не понимаю я ихнего хрюканья.

Он повернулся к парню спиной; крановщик как раз подвел к настилу новую вагонетку. Из двух форм лед не выскочил, Пришлось высвобождать его оттуда крюком. Балинт обливался потом, желудок беспрерывно сводило, словно его стягивали петлей. Он провел ладонью по куску льда и отер ею, влажной, холодной, лицо, это немного его освежило. Если он не ошибся в счете, до конца смены уже недалеко; с тех пор как он спрашивал крановщика, выгрузили штук пятьдесят вагонеток. Сорок да пятьдесят — девяносто, значит, осталось не так много. Длинный парень, второй толкач, должно быть, и вовсе справился с работой: он по-прежнему стоял у Балинта за спиной. Или просто на той стороне не хватило вагонеток? Балинт обернулся, но спрашивать парня не стал. На самый худой конец, осталось еще десять заходов, как-нибудь выдержит. Он опять освежил лицо.

Прошло еще полчаса. На дворе совсем рассвело, труба соседнего завода медленно выступила из тумана и приблизилась к подернутому испариной окну. В скудно освещенной генераторной очертания предметов расплылись, тени поблекли, фигуры людей словно подтаяли. Ледяные столбцы тоже как будто уснули: они бежали медленней, потеряв или вобрав в себя прежнюю белизну.

Дядя Йожи с улицы подозвал Балинта. — Сколько прошло вагонеток? — спросил он. — Не знаю, — ответил Балинт. — Девяносто пять небось.