Ответ

— Потому что однажды вы сказали, — прошептала Юли, — что будете беречь меня, как зеницу ока. И отныне я доверяюсь вам…

— Вовремя же, — проворчал профессор.

Но от волнения Юли слышала только себя.

— Не сердитесь, — тем же шепотом сказала она. — Я все исправлю. Вы мне тоже доверьтесь. Я вас очень…

Ее глаза наполнились слезами, она не смогла договорить, но профессор понял ее и так. Много раз слышал он эти слова, звучавшие из разных глубин сердца, страстно, мягко, ожесточенно, даже с ненавистью или с адским чувственным надломом в голосе, но никогда еще, казалось ему, не произносились они так стыдливо и гордо. Он окинул девушку взглядом: она была в черном с ног до головы. Она была так прекрасна, как только может быть прекрасна чужая истина.

— Ладно, не продолжай, — проворчал он. — Сядь!

Так как единственный стул у стола был завален книгами, Юли села на зеленый репсовый диван. Край юбки лег на ржавое пятно, напоминавшее формой куст, она инстинктивно, легким движением подобрала ее. — Я была нечестна с вами, — сказала Юли, опустив глаза на ржавое пятно.

— Говорю же, не продолжай, — буркнул профессор. — Да и как это, черт возьми, ты была нечестна со мной!

— Я лгала вам, — сказала Юли.

— Лгала? — не веря своим ушам, переспросил профессор. — Но в чем?

— Если бы я могла вам это сказать, то и не лгала бы… Но я не могу сказать.

Целый год была она его любовницей, но сейчас выглядела такой девственно незнакомой, что профессор смотрел на нее с изумлением. Он знал, что не в силах ни сохранить ей верность, ни изменять и у него нет иного выбора, как расстаться по возможности скорее, пока не доломал окончательно эту молодую душу; два дня напролет после возвращения из Палошфа он размышлял только об этом, в нервном раздражении не мог ни работать, ни читать. А сейчас вдруг испугался: ему стало страшно, что и уйти от нее он тоже не сможет. Ее чистота — то, что до сих пор менее всего привлекало профессора в женщинах, — сейчас неожиданно его поработила. Она — лгала?.. В чем, как могла она лгать, думал он, иронически улыбаясь. Чтобы у меня не осталось и этого преимущества? Захотела и последнего лишить меня своим признанием? Связать по рукам и ногам, полностью и без остатка мне отдаваясь? Он смотрел на сидевшую на диване незнакомку — обманщицу-девушку с опущенной головой — и знал, что со всеми вообразимыми своими прегрешениями она неизмеримо выше его, и проклял ту минуту, когда с ней встретился.

— Так вы теперь купите мне зимнее пальто? — спросила Юли и улыбнулась ему. — А я еще и платье попросить хочу.

— Словом, передумала? — мрачно сказал профессор. — Передумала? Почему бы тебе и в других случаях было не передумывать?

— В каких? — спросила Юли.

— Чаще, — сказал профессор. — Чаще.

— О чем вы? — спросила она.

— Чаще, — повторил профессор упрямо. — Чаще! Не только по необходимости!

Девушка молча смотрела перед собой.

— Вам хотелось бы, чтобы я была капризнее? — немного позже спросила она.

— Вот именно, — подтвердил профессор. — Даже мне во вред. Капризней, женственней, естественней. И врать больше!

Юли рассмеялась. — Зачем?

— Потому что другие тоже врут!.. Чтоб не быть такой беззащитной!

— Беззащитной? — смеялась Юли. — Перед кем?

— Даже передо мной… Мало тебе, что я мужчина, что я богат, что я мировая знаменитость, так еще чтоб ты и не обманула меня никогда?!

Юли украдкой взглянула из-под густых ресниц на профессора, на его массивный, вздымающийся над столом торс, на плотную шею, на огромную, словно взвешивающую самое себя голову, и сердце обдало вдруг такой сладкой любовной жалостью, как будто она слышала невинную похвальбу больного ребенка, которого ей должно вылечить, выпестовать долгим и упорным, умным уходом, прячущимся под уступчивостью, чтобы он встал наконец на ноги и заговорил как надо.

Три дня она не видела профессора и сейчас снова чувствовала, что никогда еще так не любила его и никогда еще он не нуждался так в ее любви.

Она улыбнулась, с бессознательным кокетством сверкнула белыми, тесно посаженными зубами. — Какой же мне быть, Зени? Врунишкой?

Профессор не улыбнулся ей в ответ. — Да.

— Но зачем? — засмеялась Юли. — Чтоб и вам можно было обманывать меня?

— Нет, — мрачно хмурясь, ответил профессор. — Затем, что это нужно тебе самой.

— Мне не нужно, — возразила Юли.

Профессор встал, подошел к окну, выглянул на улицу. Доверчивость Юли так его угнетала, что только спиной и можно было выдержать ее.

— Твое утверждение основано на совершенно ложном представлении о потребностях человеческой природы, как и другое твое заблуждение, что человеку следует быть последовательным. Жизнь была бы невыносима, если бы мы из самозащиты не лгали самим себе и другим, на что, само собой разумеется, в первую очередь имеют право те, кто лично или социально слабее.

— Я не слабая, — сказала Юли.