Ответный удар (Послешок)(Повторные толчки)

Он въехал в маленький городок под названием Арнсвальде, когда солнце садилось в короткую летнюю ночь северной Германии. Учитывая, как сильно пострадала рейхсмарка с тех пор, как нацисты сдались, польские злотые в его кошельке казались не хуже золота — даже лучше. Он купил себе превосходную жареную утку, огромную гору красной капусты и все прекрасное светлое пиво, которое он мог выпить по цене пары яблок там, в Польше.

Парень, который подавал ему угощение, был одним из тех, кто заискивал перед оккупантами. “Возьмите остатки с собой, сэр", ” сказал он. “Они приготовят тебе прекрасный завтрак, посмотрим, не сделают ли они этого”.

“Хорошо, я так и сделаю. Спасибо, — сказал Мордехай. “Но тебе здесь достаточно для себя?”

“Ах, да”, - ответил немец со смешком, который мог быть веселым или нервным. “Когда ты когда-нибудь слышал о трактирщике, который умер от голода?”

Он не выглядел так, как будто ему грозила неминуемая опасность умереть с голоду (на самом деле он выглядел пухлым), поэтому Анелевич без колебаний взял утку и немного капусты. Он даже позволил хозяину таверны дать ему старый, потрепанный горшок, в котором он мог их носить. Либо этот человек был щедр от природы, либо он был дураком, либо злотый стоил даже больше, чем думал Мордехай.

Сумерки окутали Арнсвальде, когда он вышел из таверны. Он только что забрался на свой велосипед, когда к нему подошла молодая блондинка. Указав на кастрюлю, она сразу перешла к делу: “У тебя там есть еда?”

”Да", — сказал он, глядя на нее. Не так давно она, вероятно, была очень хорошенькой — идеальная арийская принцесса, подумал он. Теперь ее волосы были спутаны и спутаны, лицо и ноги — на ней была короткая юбка, так что он мог видеть их довольно много — скорее тощие, чем приятно округлые. Он сморщил нос. Она уже давно не мылась.

Опять же, она не ходила вокруг да около, говоря: “Накорми меня, и я буду у тебя”. “Вот”. Он отдал ей горшок. “Возьми это. Я не хочу тебя, не для этого. Я ищу свою жену и детей".

Она выхватила горшок у него из рук, как будто боялась, что он передумает. “Спасибо", ” сказала она. “Ты один из порядочных людей. Есть несколько, но только несколько, поверь мне. ” Она повернула голову в сторону таверны и сплюнула. "Не он — он получает все это в торговле, поверь мне”.

Мордехай вздохнул. Почему-то это его не удивило. В конце концов, у немецкой девушки не было злотых, чтобы заплатить за жареную утку.

Она сказала: “Кто ваши люди? Может быть, я их знаю.”

“Я сомневаюсь в этом." Его голос был сухим. “Они евреи. Вермахт вернул бы их из Видавы, в Польше. Женщина моего возраста, девочка, два мальчика — и беффел, если вы знаете, что такое беффел. Один из питомцев Ящериц.”

Она покачала головой. “Евреи", ” сказала она удивленным тоном. “Я думал, что евреев больше нет. Я думал, что они были… какое слово я хочу? — вымерли, вот и все.”

В Германии, во всем Великом Германском рейхе, евреи вымерли или были достаточно близки к этому. “Ты разговариваешь с одним из них", — сказал Мордехай не без некоторой кислой гордости.

“Как забавно”. Смех немецкой девушки был жестким. “Если бы ты меня трахнул, то у меня были бы неприятности из-за того, что я переспал с евреем”.

”Может быть", — сказал Анелевич. “Может быть, и нет. Знаешь, теперь правила могут измениться.” Он задавался вопросом, захотят ли они, попытаются ли Ящеры навязать Рейху терпимость. Он задавался вопросом, имело ли это значение, так или иначе. Люди — народы, с которыми немцам пришлось бы научиться мириться, теперь мертвы… вымерли, как сказала девушка.

“Кто бы мог подумать, что еврей может быть порядочным?” — пробормотала она, больше чем наполовину про себя. Она хорошо усвоила то, чему учили ее учителя.

“Что бы вы сказали, если бы я сказал: ”Кто бы мог подумать, что немец может быть порядочным?" — Мордехай не знал, почему его это беспокоит. Может быть, потому, что он думал, что с ней можно связаться. Может быть, просто потому, что, несмотря на грязь и вызванную голодом худобу, она была симпатичной девушкой, и часть его, вечно оптимистичная мужская часть, была бы совсем не против переспать с ней.

Она нахмурилась. Она знала, что он пытается сказать ей что-то важное, но ни за что на свете не могла понять, что именно. “Но немцы, немцы порядочные люди", — сказала она, как бы констатируя закон природы.

Внезапно Анелевичу захотелось выхватить обратно кастрюлю, полную утки с капустой. Единственная причина, по которой он этого не сделал, заключалась в том, что это подтвердило бы ее во всех худших вещах, которые она думала о евреях. Немцы всегда могли видеть, когда на них клевещут, но редко замечали, когда они клеветали на кого-то другого.

Девушка понятия не имела, что творилось у него в голове. Она сказала: “Если вы ищете людей, то во время боевых действий армия продолжала отступать на северо-запад. Если бы с ними были люди, то эти люди пошли бы именно туда”.

”Спасибо", — сказал Анелевич. Во всяком случае, она пыталась быть порядочной. “Тогда, наверное, я пойду в этом направлении”.