Ответный удар (СИ)

— Не так быстро, Элариус, — ответил ему старческий, но твердый голос из сумрака пещеры, и в полосу зеленого света, опираясь на посох, вышел Патриарх. От кристалла горного хрусталя, вделанного в рукоятку посоха, исходило белое свечение, подчеркивая белизну одежд и волос Святейшего. Никто из спутников Магистра не был настолько глуп, чтобы броситься на Верховного мага Светлых с мечом; они застыли на месте, ожидая дальнейшего развития событий.

Некоторое время предводители Темных и Светлых молча разглядывали друг друга — разглядывали не только глазами; каждый пытался прощупать границы силы другого.

— Значит, из Цитадели в Каземат все же есть другой ход, — первым нарушил молчание Магистр.

— Не для профанов, — усмехнулся Патриарх. — Собственно, это вообще не ход, это Путь. Пройти которым могут лишь высшие маги Братства.

— Ваш вечный страх, мешающий вам доверять даже своим, вас погубит, — повторил Магистр слова Аррета. — Тебе бы сейчас не помешал Путь, по которому можно перебросить сюда целую армию.

— Не тебе бы говорить о необоснованности недоверия к своим, — презрительно прищурился Патриарх. — Мне не понадобится армия, чтобы совладать с тобой. Тебя погубит твоя собственная гордыня. Собственно, она уже погубила тебя тогда, шестнадцать лет назад.

— В таком случае тебе придется признать, что для мертвеца я достаточно деятелен, — ухмыльнулся глава Ордена. — Вы готовились к этому тысячу лет, но мы прошли сквозь вашу неприступную Цитадель, как нож сквозь сердце.

— Невелика доблесть воспользоваться знанием, полученным за счет предательства, — процедил Патриарх.

— Невелика мудрость, зная о перебежчике, не перестроить всю систему безопасности, — невозмутимо парировал Магистр. — Но я почти не сомневался, что так оно и будет. А нас интересует не доблесть. Нас интересует результат.

— Ты его еще не достиг, — напомнил Святейший. — Ваш нож изрядно выщербился. Вы потеряли десять человек из четырнадцати…

— Таков был мой расчет, — спокойно подтвердил предводитель Темных. — Более крупный отряд паломников вызвал бы ваши подозрения, более мелкий мог не прорваться. Я исходил из того, что к цели пробьются трое-четверо, и мне этого достаточно.

— Ты еще не у цели, — вновь повторил Патриарх. — Дорога в тысячу лиг ничего не стоит без последнего шага.

— Такова ваша мораль, — кивнул Магистр. — Мы считаем иначе: каждый шаг, приближающий к цели — благо, даже если сама цель и не будет достигнута.

— Не в данном случае, — возразил глава Светлых.

— Верно, — без улыбки подтвердил предводитель Темных, — поскольку она будет достигнута. Тебе не остановить нас.

— Пустое бахвальство!

— Тогда отчего же ты не нападаешь? — осведомился Магистр. — Отчего не уничтожишь меня, как предписывает твоя вера?

— Ты был моим лучшим учеником, Элариус, — горько вздохнул Патриарх. — Моим духовным сыном. Я прочил тебя в свои преемники. Даже сейчас мне… больно убивать тебя. Я хочу понять, почему ты обратился ко Тьме…

— Ну ты ведь давно уже все понял, не так ли? — усмехнулся Магистр. — Гордыня и все такое. Между прочим, ты не усматриваешь противоречия в собственных словах? Ты сам сказал, что у меня был реальный шанс со временем занять твое место. Стать самым могущественным человеком на континенте, а стало быть, и в мире. Если бы мной владела гордыня, с чего бы я стал менять столь завидную карьеру на участь повсюду преследуемого изгнанника? Молчишь? А я скажу тебе. Ты ведь почти прав — только дело не в гордыне, а в гордости. Чувстве собственного достоинства, заставляющем предпочесть свободу изгнания участи раба, пусть даже высокопоставленного. Раба окостенелых догм, ставящих мораль выше разума, веру выше знания. Раба Единого.

— Можно подумать, Темные — не рабы своих богов, — проворчал Патриарх.

— Нет. Я пришел сюда как свободный, освобождающий другого, а не как раб, помогающий хозяину. Самые жестокие поработители получаются из рабов, и вы — наглядный тому пример.

— Наша жестокость — вынужденная. Мы боремся с врагами Света, но мы не упиваемся своей жестокостью, как вы.

— Не проливать лицемерных слез над поверженными врагами еще не значит упиваться своей жестокостью. Когда необходимо убить, мы убиваем — наиболее простым из доступных способов. Как правило, наши враги умирают без мучений — не потому, что нам их жалко, а просто потому, что в мучениях нет никакой пользы. Хотя в тех случаях, когда пытка — единственный способ получить необходимую нам информацию, мы прибегаем и к пытке. Но такое бывает редко, есть более эффективные способы допроса. И нам не приходит в голову пытать лишь ради того, чтобы заставить жертву признать нашу правоту! Чего не скажешь о Светлой Инквизиции, не так ли?

— Инквизиторы не упиваются пытками! — возмущенно воскликнул Патриарх. — Если хочешь знать, это самая тяжкая служба в Братстве. Братья инквизиторы душевно скорбят о каждом заблудшем, коего приходится вразумлять таким способом. Отец, секущий чадо, желает ему не зла, но блага…