Я бы хотел просто определить два момента. Что на наших глазах фактически, как вчера сказал Киселев, мы попадаем в зону как бы свободную от закона. На нас не распространяется Конституция, на нас не распространяется обычное юридическое законодательство. В такой ситуации, как я понимаю, два момента существуют. Что я думаю: первый – это, безусловно, действия власти, и по этому поводу они бы не хотели, чтобы эти действия стали публичны и гласны, потому что в противном случае они бы просто прислали ОМОН и всё на этом бы закончилось. Они всё равно пока пытаются соблюсти некую форму правового прикрытия; знаете, когда до 85-го года сажали в тюрьмы или в психушки людей, которые выходили даже в маленьком количестве на Красную площадь, там, предположим, протестовать против ввода танков в Прагу, да? Власть даже тогда, хотя она была ну значительно более беспредельна, с моей точки зрения, чем сейчас – хотя сближение уже происходит, – она пыталась соблюсти некую форму, обвиняла этих людей в сумасшествии, или в спекуляции, или, как Бродского, в тунеядстве. И еще в разных странных вещах.
Власть все равно пытается соблюсти форму. Но когда мы говорим о ситуации, связанной с положением до 85-го, это была огромная страна с огромным экономическим потенциалом, огромным военным потенциалом и тому подобное. Сегодняшняя российская власть, безусловно, не обладает ничем. Она не обладает ни потенциалом на самом деле, она не обладает… ну… на самом деле главным: она не обладает вот этой значимостью для всего мира, потому что у нас есть некие такие самовлюбленные мифы о том, что мы еще великие, мы еще сильные. Значит, по этому поводу власть пока будет пытаться соблюдать некую форму. В этой связи и мы должны – пока во всяком случае – соблюдать некую форму юридическую, некую формальную форму. Да, по отношению к нам закон нарушается. Но мы-то должны пока действовать в рамках закона! Вот это всё, что я хочу сказать.
И второй существенный момент для вас: я не знаю, как для вас, но для меня то, что произошло в субботу, – это большая неожиданность; значит, я, честно говоря, внутренне считал, что жители Москвы не выйдут на улицы. Я все-таки думал, знаете как: десяти лет инъекции демократии недостаточно. Оказалось, это не так. Я даже скажу более того. Начиная с Никитских ворот, начиная с Маяковки, уже перестали пускать пешеходов в эту зону, потому что там могла быть давка. Значит, в этой связи зрители, безусловно, готовы в том или ином качестве вас поддерживать и отстаивать свое право на ту информацию, которую вы даете. Для власти это большая неожиданность, для Путина это большая неожиданность. И это еще совпадает с тем, что он завтра будет говорить какие-то правильные слова. Традиционно советские: российская власть сегодня, как и советская власть, все время говорит правильные слова. Она просто неправильно действует. Это другой вопрос. Советская Конституция тоже была самой демократической.
Поэтому я бы попробовал сформулировать нашу позицию следующим образом. Власть всегда может употребить прием вроде посылки ОМОНа, посылки силовых ведомств и так далее. Когда это произойдет – ну, мы не военная организация, несмотря на то, что Андрей Черкизов предлагает ею как бы стать. Это не наша и не ваша функция. Но понимаем совершенно точно, что для них, для Путина лично, подобные действия – это действия не просто потери лица, это демонстрация того, что всё, что он говорит, что он будет говорить, – ложь. Так что ситуация не совсем однозначная и простая.
И последнее, что я хочу еще сказать… (Обрыв связи. –
14 апреля 2001 года – день, когда был завершен разгром НТВ и холдинг полностью перешел под контроль «Газпрома». Уже утром этого дня в эфире появился новостной выпуск, подготовленный новой командой, в состав которой, впрочем, вошли и представители старой гвардии.
А в ночь с 13-го на 14 апреля в редакции происходили вполне драматичные события. Вот какой разговор случился между Ольгой Беловой, ведущей НТВ, согласившейся сотрудничать с новым руководством, ведущим НТВ Михаилом Осокиным и заместителем главного редактора Григорием Кричевским.