Ответственность «элит», или Кто нас довел до жизни такой

Вообще, первая половина 1997 года (если бы не физическое состояние Ельцина) – это время больших надежд на светлое будущее. Консолидация правящего класса состоялась, необратимость либеральных реформ уже практически не подвергается сомнению, а они, как считалось, в свою очередь, должны привести к постепенному улучшению социально-экономической ситуации. Казалось, победа Ельцина на выборах заложила основу для прорыва. Все же довольны и готовы без устали работать!.. Либералы у власти и имеют возможность реализовывать свои планы, крупный бизнес или получил уже что хотел, или вот-вот получит, «семья» в глазах ее формального главы приобрела реальный политический вес. Враги повержены, до следующего избирательного цикла еще жить и жить. То есть достигнута победа, о которой год назад никто еще не мечтал. А потом грянул «Связьинвест»…

Скандал вокруг «Связьинвеста» – первая весточка скорого краха

Аукцион по продаже государственного пакета акций крупнейшей на тот момент телекоммуникационной компании «Связьинвест», фактически делающий его приобретателя полноценным собственником, состоялся 25 июля 1997 года. Залоговая схема в данном случае не применялась, это был прямой аукцион. Другими словами, кто больше дал, тот и взял. Победителем стал холдинг Mustcom, в состав учредителей которого входила финансовая группа ОНЭКСИМ-МФК Владимира Потанина. А проиграли в этом финансовом соревновании Борис Березовский и Владимир Гусинский.

Тут сразу надо отметить, что речь идет о цене по тем временам совершенно заоблачной. Гусинский с Березовским вместе со своими западными партнерами готовы были выложить за блокирующий пакет (25 % + 1 акция) «Связьинвеста» 1,2 млрд долларов, но позже подняли свое предложение еще на 500 миллионов долларов. Этого не хватило. В итоге компания «Связьинвест», холдинг, созданный государством с помощью слияния активов 85 фирм, ушел с молотка почти за 1,9 млрд долларов.

Деньги эти поступили в бюджет Российской Федерации, а вся процедура была провозглашена ее организатором, либеральным крылом правительства Черномырдина, важнейшим этапом приватизационной кампании. И проведена она была открыто, честно и абсолютно прозрачно. Именно поэтому младореформаторы рассчитывали, что общественное мнение однозначно встанет на их сторону. Их позиция казалось безупречной – кто больше отгрузил денег в бюджет, тот и выиграл. Какие претензии? Но претензии были высказаны. Причем настолько громко и аргументировано, что многим они уже и тогда показались вполне убедительными…

И тут, перед тем как перейти к детальному рассмотрению этой истории и версиям фигурантов, я вынужден сделать небольшое и совсем не лирическое отступление. Коли вы уже дочитали до этого момента, то, надо думать, поинтересовались биографией автора, но я ничего и не собираюсь скрывать. Дело в том, что моя биография автоматически ставит под сомнение мою способность объективно оценить всю коллизию с приватизацией «Связьинвеста». Я двадцать лет являлся сотрудником компании «Медиа-Мост», а десять лет – ее топ-менеджером. Так что я вроде бы в этой ситуации человек почти автоматически ангажированный. Но, с другой стороны, я почти десять лет дружил с Борисом Немцовым, что должно в некоторой степени реабилитировать меня в глазах апологетов версии «во всем виноваты проклятые олигархи».

В любом случае я принял следующее решение. Описывая этот важнейший в посткоммунистической истории России эпизод, я постараюсь как можно реже высказывать свою собственную точку зрения на те или иные нюансы этой приватизационной коллизии, а буду опираться лишь на факты и мнения других людей. Но для начала расскажу одну историю.

Сажусь я однажды в Домодедове в самолет, который летит в Тель-Авив, и первым, кого я вижу, оказывается Борис Немцов. Это было в первой половине нулевых годов. Мы оба удивились неожиданной встрече, потом он спрашивает:

– Ты в какой гостинице живешь?

Объясняю ему, где живу.

Немцов говорит:

– О, это клевая гостиница, а у меня какая-то фиговая, я хочу в твоей жить. Можно устроить?

– Ну, – отвечаю, – попробуем. Как сядем, позвоню.

– А ты сейчас позвони, мы еще час взлетать будем.

Немцову когда что-то нужно было, он мертвого мог замучить.

Потом мы выпили, он уснул, я стал смотреть какое-то кино, а где-то в середине полета Немцов проснулся и вдруг говорит:

– Слушай, я хочу с Гусинским встретиться. Он там сейчас?

(С этой просьбой Немцов обратился ко мне неслучайно, знал, что мы общаемся.)

Надо сказать, я тогда сильно удивился.

– Зачем тебе это надо? – спрашиваю. – Вы, если я правильно помню, не лучшими друзьями расстались. Ваша бригада его со «Связьинвестом» прокинула, а он тебя из правительства вывел.

– Ой, да ладно, – замахал руками Немцов, – когда это было! Да и не всё там так однозначно. А Гусинский – умный, мне интересно с ним поговорить. Он обрадуется, я тебя уверяю!

Вот в этом я как раз сильно сомневался, но прав оказался Борис Ефимович. Гусинский, когда я ему позвонил, прямо встрепенулся: