— Интересно, — Зойка была сильно заинтригована. — Что у Мити́чкиной там такое? Наверняка какая-то очень важная вещь. Смотри, она все время снаружи сумку ощупывает.
— Да какая нам разница, — мне было глубоко наплевать, что носит в сумке Мити́чкина. — Подсунуть бы только скорее ей эту кассету и отделаться.
— Ничего себе, какая разница! — крепче прежнего обняла собственную сумку моя подруга. — Жутко ведь интересно. Ой, Агата, а ты случайно не заметила? Может, у них с Поповой тоже какая-нибудь переписка? Вот бы добыть. Уверена: это была бы бомба. Танька и Галька наверняка там обсуждают мальчишек. А мы бы взяли и показали им.
— Зойка, а вдруг бы мальчишкам, наоборот, понравилось, что Танька и Галька их обсуждают? — вполне допускала я.
Но Зойка без тени сомнения отозвалась:
— Не понравилось бы. Совершенно уверена. Ой, как мне хочется хоть одним глазком туда заглянуть! — Она аж пританцовывала на месте в обнимку со своей сумкой.
— Да ну, — мне почему-то не верилось, что Мити́чкина носит в сумке переписку с Поповой. — Скорее всего у нее там лежат какие-нибудь деньги. Вот она и боится их потерять.
— Подруга, называй вещи своими именами, — фыркнула Зойка. — Боится не потерять, а что сопрут, ну, или там свистнут, ноги приделают. Но, по-моему, там никаких денег нет. Зачем ей переть их с собой в школу?
— Вдруг она собралась после уроков себе что-нибудь купить? — вполне допускала я.
— Не проще ли сперва зайти домой, оставить там тяжелые учебники, а после уж налегке шопингом заниматься, — сказала практичная Зойка. — Нет уж, поверь мне, там что-то совсем другое.
Танька в этот момент как раз проходила мимо и вдруг икнула.
— Как чувствует, что мы о ней говорим, — обрадовалась Зойка. — Но что же у нее все-таки в сумке?
Танька, уже прошедшая дальше, неожиданно обернулась, посмотрела на нас и, еще крепче прижав сумку, припустилась прочь.
— Ох, неспроста это, неспроста, — проводила ее пристальным взглядом Зойка.
Еще целых две перемены мы безуспешно пытались достичь заветной цели. Мне кажется, теперь Зойка не столько хотела подсунуть Таньке кассету, сколько выяснить, что она сама так тщательно прячет в сумке. Мы следовали за Мити́чкиной буквально по пятам: в библиотеку, в столовую, в канцелярию, два раза в туалет и так далее и тому подобное. Однако возможности осуществить задуманное все не представлялось. В конце концов я стала волноваться, как бы Танька не заметила, что мы ходим за ней, будто пришитые. Правда, пока она вроде ничего не подозревала, однако и с сумкой ни на секунду не расставалась.
На уроках мы тоже пристально следили за «объектом».
— По-моему, они с Галькой все-таки переписываются, — тыкала меня в бок Зойка. — Видишь, как строчит?
— Брось ты, — отмахнулась я. — Это она Изольду конспектирует.
— Ничего подобного, — стояла на своем Адаскина. — Изольду она совершенно в другой тетради конспектирует.
— Откуда ты знаешь? — Мне даже в голову не приходило, что Зойка столь пристально изучает жизнь ненавистной ей Таньки.
Однако, похоже, так оно и обстояло на самом деле. Потому что подруга моя тоном, не допускающим возражений, отозвалась:
— Если я говорю, — значит, знаю. Поверь уж мне: сейчас она конспектирует не Изольду, а свои собственные ценные мысли о Климе, Сидорове, а может, и об этом... — она поморщилась. — Потемкине. Вон. Вон. Смотри. Опять.
Танька и впрямь что-то быстро и увлеченно писала. А Галка заглядывала ей через плечо. Я тоже засомневалась, что они с таким интересом фиксируют мысли Изольды. То есть вообще у нас литераторша хорошая. И рассказывает интересно. Обычно я слушаю ее. Но сегодня мне было совсем не до литературы.
Единственным нашим достижением за первые четыре перемены, если это, конечно, можно так назвать, было наблюдение за объектом. Обычно жизнерадостный, Будка сегодня находился в жутко мрачном настроении и, вместе того чтобы беситься с кем-нибудь из ребят, уныло торчал в одиночестве возле окна.
— Что это с ним? — на мгновение отвлеклась Зойка от Мити́чкиной.
— Наверное, очередной бизнес не заладился, — предположила я.
— У него всегда все не ладится, — возразила Зойка. — Но я никогда его еще таким мрачным не видела.
Когда же и на следующей перемене мы нашли Митьку возле того же самого подоконника и ровно в том же состоянии, Зойка, живущая по принципу «хочу все знать», не выдержала и, подойдя к нему, полюбопытствовала:
— Митенька, какие печали? Чего такой грустненький?
— А не пойти ли тебе, Адаскина! — с такой яростью рявкнул наш добродушный Митька, что отнюдь не робкая Зойка испуганно отскочила в сторону.
Ответом мне был столь тяжелый взгляд, что я мигом сообразила: лучше его сейчас оставить в покое. Тем более нам, в общем-то, не до него. Мити́чкина гораздо важнее.
Шанс подсунуть кассету выпал нам совершенно неожиданно во время последней перемены. Галька и Танька что-то увлеченно обсуждали возле доски. Сумка осталась на стуле открытой. Тогда Зойка, делая вид, будто просто проходит мимо, метко закинула кассету внутрь.
Увидел бы такое Винокур, наверняка позвал бы Зойку в баскетбол. Но, к счастью, никто ничего не заметил.