— Не имеет значения. По просьбе больного это может произойти только тогда, когда больной готов к тому, чтобы уйти освобожденным, очищенным, приготовленным должным образом. Без такой внутренней работы помощь в освобождении от физического тела является преступной, потому что страдание, которое мы испытываем перед смертью, во многом является тем очищающим пламенем, в котором освобождается душа. С осознания этого факта начинается реальная подготовка души к процессу смерти. Точно так же и страдания роженицы являются тем очищающим пламенем, в котором сгорает многое из памяти о грехах, которые совершала воплощающаяся душа в прошлой жизни. И именно страдания рожающей женщины придают жизненную силу ребенку.
— Есть и такой момент, который, мне кажется, следует рассмотреть: предположим, больной знает, что через некоторое время (и это подтверждено медициной) его мозг откажет, и он превратится просто в тело, в котором все еще живы какие-то физиологические процессы; и просит врача, когда это случиться, помочь ему уйти из жизни…
— Все, что я сказал относительно ухода из жизни, здесь абсолютно актуально. Если помощь врача не сопровождается духовной работой, – это, несомненно, есть грех.
— Какую же духовную работу может провести врач? Он не может провести ее.
— Врач обязан сделать все для того, чтобы привлечь соответствующих специалистов. На самом доступном уровне – психолога и священника; на более высоком – мистика, который сможет сориентировать процесс духовного делания Человека в процессе смерти.
В связи с этим мне вспоминается случай, который будет уместно рассказать. Молодая девушка болела раком желудка. Было больно смотреть на это совсем юное существо: в двадцать один год она жила на болеутоляющих, не могла практически ничего есть. Когда ее привели ко мне, я увидел, что дни ее на Земле сочтены, однако меня возмутила позиция врачей, которые сказали: «Мы больше ничем не можем помочь». И – вселили в ее душу отчаяние. Да, я слукавил, я сказал: «Вы должны жить, вы можете быть вылечены, вы должны приложить все усилия к преодолению недуга»… Я выписал ей большую программу лечения для того, чтобы снять боли, для того, чтобы задействовать определенные целительные процессы в организме. Также по моей просьбе с этой девушкой работал один из очень тонких мистиков, я не могу назвать ни его имени, ни уровня его посвящения.
Боли постепенно стали оставлять девушку, у нее лучше заработала выделительная система, она смогла принимать пищу, – и вместе с этим она угасала. Но преображалось ее внутреннее состояние. И я не забуду последних слов этой девушки. Когда уже наступил час ухода, она сказала своей матери: «Мама, ты беспокоишься за меня, а напрасно – здесь море цветов и такие красивые люди. Теперь я знаю, что можно умирать счастливой». Вот эта девушка, которая за месяц до своей смерти еще была в отчаянии, депрессии и унынии (что невероятно бы затруднило ее дальнейший путь), ушла счастливой, освобожденной и просветленной, без боли и страданий.
— Это действительно показательный случай, ты рассказал о духовной работе с человеком, но к самоубийству это отношения не имеет.
— Мы с тобой говорили об уходе вообще.
— Последний вопрос, касающийся этого ухода. Представь себе такую ситуацию: развороченный взрывом раненый боец просит своего друга пристрелить его. Тот должен помочь этому человеку?
— Да, иногда это является состраданием. То есть помощь в оставлении физического мира иногда даже без сопровождающей духовной работы может быть актом милосердия, но такие случаи чрезвычайно редки; не надо заведомо приводить исключительные ситуации, потому что мы сейчас говорим о массовом страдании. В примере, который ты привел, ни на том, ни на другом Человеке нет греха – это великая боль. И совсем иное, когда врач из меркантильных или псевдогуманистических соображений помогает оставить землю Человеку, дни которого еще не закончены. Врач не должен это решать единолично.
— Вспомни случай с известной израильской крепостью Масада, защитники которой, а также их семьи, покончили с собой, чтобы избежать плена. Вопрос: может ли самоубийство быть подвигом?