Отвоёванная весна

«Мессеры» исчезли. Нас окружают колхозники. Волнуясь, перебивая друг друга, они рассказывают, как столкнулись в лесу с карателями и побежали сюда. Жадно расспрашивают о фронте, о Москве. Ждут защиты и помощи. А мне стыдно, мучительно стыдно - я не могу ни помочь им, ни защитить их.

Медленно, один за другим они расходятся по хатам, а мы с Каверой садимся у густого орехового куста. Меня заинтересовал этот человек. Хочется заставить его быть откровенным, рассказать нам все, что он знает. А знает он, кажется, немало.

- Давайте начистоту, - и я показываю ему мои документы.

Он бросает на них быстрый внимательный взгляд и протягивает обратно.

- Зачем это? Я и так вам верю. Разве не видно: и форма, и оружие - все в порядке.

Кавера начинает рассказывать.

...Две недели назад фашисты объявили, что ими установлена граница между Россией и Украиной. Проходит граница по лесной опушке: лес - Россия, прилегающие к нему южные земли - Украина. За малейшую попытку нарушения границы - смерть.

В Середино-Будский район явились две эсэсовские дивизии Они немедленно же выслали разведку, выставили засады на перекрестках дорог, в селах, на опушках, на лесных просеках. Блокировали лес, обрушились на него со сворой собак-ищеек.

Еще до прихода фашистов в лесном урочище Две Печи обосновались Середино-Будский партизанский отряд и подпольный райком партии. Кавера 10 октября принес сведения секретарю райкома Литмановичу и ушел на новое задание. Больше он не видел товарищей. В урочище нагрянули фашисты. Несколько часов шел неравный бой. Погибли Мешков - секретарь райкома комсомола, Ямпольцев - секретарь райкома по кадрам, председатель колхоза Шкарин. В конце концов, Литманович приказал мелкими группами, по два-три человека, уходить в Ямпольский и Шосткинский леса. Но не всем удалось уйти. Погиб и секретарь подпольного райкома товарищ Литманович.

Зверствуют палачи. В Середине-Буде фашисты повесили секретаря райисполкома Мирошниченко и заведующего военным отделом Бердникова. Каждый день казни. В Буде столбов не хватает для виселиц... В Трубчевске фашисты заперли несколько тысяч человек в сараях и сожгли заживо. В Суземке сотни женщин и детей до сих пор томятся под открытым небом, на холоде, за колючей проволокой. Что их ждет - неизвестно... В селах та же картина: врываются, хватают семьи советских активистов, жгут хаты, народ бежит в лес, а там облавы, засады, собаки...

Фашисты надеются, что пожары, виселицы, расстрелы оглушат советских людей, подорвут их волю к борьбе.

- Но борьба продолжается, товарищ комиссар! - уверенно говорит Кавера.

- Как же нам связаться с подпольным райкомом?

- Сейчас тяжело. Сами видите: все ушли в глубокое подполье, закрыли пока все связи. Даже листовки со сводками перестали раздавать. Ждать надо.

- Мы не можем ждать! - вырывается у Пашковича. - Мы идем к фронту.

- Останьтесь с нами, товарищи. Помогите нам. Видите, как трудно, - Кавера показывает глазами на опаленное огнем село.

Не сразу отвечаю ему. Передо мной снова вот этот луг и страшная обезумевшая толпа. Седые волосы старухи, девчушка с посиневшими от холода ножками. В ушах стоит крик: «Бейте их! Бейте!» Это народ зовет нас, требует помощи.

Чувствую на себе пристальный взгляд Ревы. Нетерпеливыми глазами он смотрит на меня, словно заранее знает мой ответ, ждет его, и глаза его сияют. Пашкович отвернулся. Во всей его позе напряженность: он тоже ждет, он предчувствует, что я скажу, и сейчас у него сорвется резкое возражение.

- Свяжите нас с подпольем.

- Сделаю все, что смогу, - отвечает Кавера. - Недавно я видел члена подпольного райкома Иосифа Дмитриевича Сеня, директора серединобудской школы. Он был ранен в бою у Двух Печей, чудом спасся. Сейчас отлежался и пытается установить связи с уцелевшими членами райкома. Я попытаюсь устроить вам встречу с ним. Давайте так договоримся. Около Лесного есть болото. На болоте растет приметная сосна - она вся в вороньих гнездах, и зовут у нас эту сосну «вороньей деревней». Приходите к ней завтра утром - буду поджидать вас.

Уточнив детали встречи, прощаемся с Каверой. У околицы стоит девушка. Ее простое русское лицо с крапинками веснушек еще сохранило следы летнего загара. Густые каштановые пряди волос крупными кольцами упрямо спускаются на лоб из-под накинутого платка. В глазах растерянность.

- Как в Лесное покороче пройти? - спрашиваю ее, перепроверяя данные Каверы.

- В Лесное? - радостно повторяет она. - Можно мне с вами, товарищи? Я в Брусну иду, к тетке своей. Это по пути, прямо за Лесным. Одной боязно в лесу. Можно?

Вместе с девушкой мы трогаемся в путь. Я все еще хромаю: рана, хотя и затянулась, но болит.

Через несколько часов я сижу с Пашковичем за обочиной дороги Горожанка-Середина-Буда под ветвистым кленом на толстом ковре опавшей листвы.

Смутно на сердце. Еще вчера я никак не мог бы предположить, что сегодняшний день принесет нам еще большую неясность. Кто знает, какие новости сообщит завтра Кавера? Опять вынужденное ожидание, потеря времени, каждый час которого дорог...