Отыграть назад

Внутри должны были лежать великолепные часы Джонатана, которые она подарила ему на свадьбу. Золотой «Патек Филипп». Он почти их не носил, но все же иногда надевал по торжественным случаям, когда его об этом просила Грейс: на бракосочетание ее отца и Евы или на бар-мицва внуков и внучек Евы, где обычные часы Джонатана – «Таймекс» или «Свотч», которые он таскал, пока те не разваливались, – вызвали бы больше неприятностей и кривотолков, чем они того стоили. И запонки, которые отец Грейс подарил Джонатану на день рождения, – он получил их в подарок от мамы Грейс, и теперь… было бы замечательно, если бы они остались в семье. И еще несколько вещиц в старой косметичке с зеркальцем, принадлежавших лично Грейс (она никогда не хотела смешивать их с мамиными драгоценностями), вроде камеи Викторианской эпохи, которую ей на день рождения подарил давний поклонник (поклонника она не любила, а вот камею – очень), еще одно ожерелье, тоже викторианских времен. Она купила его во время летней поездки с Витой в Лондон после окончания второго курса. Плюс нитка серого жемчуга из бутика на Сорок седьмой улице. А еще – это вызвало у нее почти физическую боль – классический браслет от Эльзы Перетти, который она купила себе в прошлом году, чтобы как-то отпраздновать продажу своей книги издательству. Она всегда хотела этот браслет. Это первая солидная драгоценность, которую Грейс себе купила, – никакой экстравагантности, но уж точно не банальщина. Но надевала она его всего несколько раз. Сказать по правде, браслет не очень удобно сидел на руке. Так что он жил в книге-тайнике. Теперь же книга-тайник была пуста.

Грейс присела на краешек кровати, держа в руках книгу, которая являлась не тем, для чего изначально предназначалась, – литературным произведением, каковы бы ни были его достоинства, – а всего лишь дурацкой коробкой со сказочной и фантастической крышкой и выемкой посередине. Ноль внутри чего угодно – все равно ноль. Невероятно, но ей захотелось рассмеяться. Затем она с каким-то ужасом и трепетом оглядела комнату. Он не посмел бы. Никогда.

Туалетный столик принадлежал ее маме. Это был один из немногих предметов, доставшихся от мамы, что остались в квартире. Классические шестикомнатные апартаменты из детства Грейс заново отремонтировали, мамины бежевые шторы из набивного ситца поменяли на светло-голубые и коричневые, ковровое покрытие сняли, «освободив» давно скрывавшийся под ним паркет. Стены на кухне были теперь увешаны рисунками Генри и семейными фотографиями или же фото Грейс с Джонатаном на берегу озера. В других же комнатах висели в основном картины с блошиных рынков или же из Суатворда, за исключением двух с парижского рынка Клиньянкур, купленных за год до рождения Генри.

Генри спал в комнате, которая когда-то была спальней Грейс. Тогда она была отделана в желтых тонах с зеленым ковром с жестким ворсом – а теперь стала зеленовато-голубой, как яйцо малиновки, с блестящими белыми окантовками, и Генри, отличавшийся привередливостью, содержал ее в почти стерильной чистоте. Некогда всю стену над кроватью Грейс занимала доска объявлений, представлявшая собой безумную мозаику из фотографий кумиров, полароидных снимков нравившейся ей одежды, снимков с друзьями и подругами (в основном там фигурировала Вита), похвальных грамот из Рирдена и наградных сертификатов из спортзала на Восемьдесят шестой улице, где она занималась фитнесом и спортивной гимнастикой. «Крыша едет не спеша», – думала Грейс об этой доске, насмотревшись в юности антинаркотической социальной рекламы. У Генри над кроватью висела только одна фотография: они с Джонатаном на причале у озера с удочками в руках. Грейс подарила им обоим удочки на день рождения Джонатана. Возможно, тогда они с Генри пользовались ими в первый и последний раз.