Отыграть назад

Из химчистки вернули шесть рубашек в одном пластиковом пакете: еще полосатые, включая одну из ее любимых, с ярко-красными полосами, и яркие с разноцветными зелеными и синими полосками, которые Грейс однажды заметила в «Гэпе» и купила мужу. Но в пакете лежало что-то еще, она смутно заметила это, когда внесла пакет в квартиру, уставшая после долгого дня приема пациентов, урока музыки и ужина с Генри в кубинском ресторане. Тогда Грейс решила не рыться в пакете: если в химчистке что-то перепутали, то вещь – как неудобно – придется вернуть: еще один пункт в бесконечном списке дел. А теперь она пригляделась внимательнее. Рубашка как рубашка, но не полосатая и не однотонная. Грейс разорвала пластик и сдвинула плечики, чтобы вытащить раздражавший ее предмет. «Прекрасно», – подумала она. Рубашка была кричаще-пестрой желто-оранжевой расцветки, похоже, сшитой из лоскутного индейского одеяла, но с черными отворотами: кошмар какой. Она выделялась на фоне остальных, как что-то бьющее по глазам, как танцовщица из Лас-Вегаса в неброско одетом кордебалете из постановки Баланчина. Грейс оттянула воротник, чтобы посмотреть, есть ли там именная бирка, но единственным словом было «Сакс», как и на обычных рубашках Джонатана. Грейс стянула рубашку с плечиков и злобно на нее уставилась, потом расстегнула и расправила, чтобы во всей красе лицезреть этот ужас. Что же она выискивала? Губную помаду на воротнике? (Грейс никогда до конца не понимала, откуда на воротнике должна взяться губная помада? Кто же целует воротник?) Конечно же, там ничего не было. Она еще и понюхала рубашку, хотя та явно только что вернулась из химчистки. Скорее всего, рубашка принадлежала кому-то другому – субъекту с жутким вкусом! – и случайно попала в их еженедельную доставку из химчистки вместе с классическими рубашками на пуговицах и кашемировыми свитерами тончайшей вязки. Но Грейс была безжалостна. Наличие этой рубашки ничем не объяснялось, так что она не без удовольствия швырнула ее на пол.

Однако это практически не имело значения, поскольку она думала о незнакомом предмете в пакете из химчистки с начала своих… скажем так, раскопок. Раскопок не искателя сокровищ и не охотника за антиквариатом, а скорее археолога, вооруженного теорией, которую нужно доказать или – как она еще слабо надеялась – опровергнуть. Она не забыла о рубашке или, точнее сказать, почти забыла, но вновь вспомнила о ней, когда орудовала во встроенном шкафу в коридоре. «Где я раньше уже трогала такую шерсть?» – размышляла она, держа в руке довольно симпатичный и совершенно незнакомый ей шарф.

Секундой позже в нагрудном кармане теплой куртки, которую Джонатан почти не носил, она обнаружила презерватив. Грейс поняла, что это такое, даже прежде, чем вытащила из кармана онемевшие от изумления пальцы, крепко стиснув ими находку, словно та могла убежать, но потом уставилась на нее, вытаращив глаза и разрываясь между рассудочным сознанием и почти полным неверием своим глазам. В их интимной жизни не было места презервативам. Презерватив… Даже в самом начале их отношений, еще в студенческие годы, еще до свадьбы, когда они понимали, что совсем не время заводить ребенка, они не пользовались презервативами. Примерно год Грейс принимала противозачаточные таблетки, потом ей поставили жуткую внутриматочную спираль, которую она до сих пор винила – совершенно необоснованно, потому что видела результаты научных исследований, – в дисфункции менструального цикла, а потом, более аргументированно, в каждом случавшемся у нее выкидыше. Но презервативами они никогда не пользовались. Никогда.

Однако презерватив каким-то образом оказался в нагрудном кармане куртки, которую – как и почти всю одежду для мужа – Грейс сама купила в «Блумингдейле» на очень выгодной распродаже. Но куртка оказалась какая-то странная: для лета слишком теплая, да и зимой в ней тоже было слишком жарко. Грейс не могла припомнить, когда Джонатан в последний раз ее надевал, и почему она решала оставить ее каждый раз, когда проводила в шкафах ревизию, чтобы избавиться от ненужных вещей.

Обертка презерватива была красного цвета. Ее не вскрывали. Это было непостижимо. Целиком и полностью непостижимо. Грейс и ее отбросила как можно дальше от себя, добавив при этом:

– Черт!

Часы показывали два часа ночи.