Но туалетный столик, стоявший в комнате, которую Грейс наконец-то заставила себя именовать «родительской», являл собой островок застывшего времени, словно очертив волшебный круг вокруг былых времен. Столешница была обшита классическим набивным ситцем, закрепленным по краю потемневшими латунными гвоздями с широкими шляпками. Вдоль задней стенки располагались зеркальные ящички для хранения дамской «амуниции» – колец, серег, браслетов, ожерелий, но ее мама их не надевала. Когда муж, отец Грейс, что-то ей дарил, например, затейливую брошь – золотая, похожая на амебу, фигурка, усыпанная жемчугами и изумрудами, – мама клала подарок на покрывавшее столешницу прохладное стекло. Возможно, этим она компенсировала тот факт, что никогда не носила эти драгоценности. (Грейс видела на ней лишь жемчужные ожерелья и простые золотые сережки.) Возможно, мама предпочитала рассматривать их как произведения искусства, которыми любуются на витрине. Вероятно, она не хотела, чтобы отец Грейс знал, насколько мало они соответствовали ее вкусу. Он всегда проявлял сентиментальность по отношению к ним, очень хотел, чтобы они побыстрее перешли к Грейс, как этого хотела бы ее мама. Всего через неделю после маминых похорон, когда Грейс собиралась обратно в Бостон, отец пришел в ее детскую спальню (теперь спальню Генри) и положил на кровать свои прежние подарки – застегнутый на молнию мешочек с бриллиантами, рубинами, изумрудами и жемчугами. «Я больше не в силах на них смотреть», – произнес он тогда. Это были единственные слова, когда-либо сказанные им о тех драгоценностях.
Подойдя к туалетному столику и присев рядом с ним на банкетку, обитую таким же ситцем, Грейс рукавом блузки стерла пыль с зеркальных ящичков. Ее что-то смутно тревожило. Грейс по-прежнему хранила в столике мамины драгоценности, но не на виду, не на столешнице. Как и мама, она предпочитала скромные и неброские украшения: нитку жемчуга, обручальное кольцо. Большие и вычурные драгоценности, вроде брошей с крупными камнями неправильной формы, массивных ожерелий, оставались в зеркальных ящичках столика, куда Грейс заглядывала довольно редко. Она знала, что они значили для ее отца, дарившего их, и для мамы, получавшей подарки. Даже если она их никогда не надевала, а просто с нежностью рассматривала, словно любовные письма, – они были ей дороги так же, как и перевязанная лентой стопка конвертов, хранившаяся в особой отдельной шкатулке. Джонатан, которому было куда привычнее выражать свои чувства словами, нежели отцу Грейс, не испытывал нужды в драгоценностях для их подтверждения. На самом деле, за все время совместной жизни он подарил ей всего лишь одно украшение: обручальное кольцо с бриллиантом, которое купил в бутике на Ньюбери-стрит. Оно было скромным по любым стандартам: платиновое, от «Тиффани» с одним бриллиантом квадратной огранки «Принцесса». Классическое кольцо, похожее на те, что достаются по наследству. Джонатан не догадался подарить что-то жене по случаю рождения ребенка. (Если уж честно, то и Грейс тоже. Впервые она услышала довольно пошлое выражение «награда за роды», когда пару дней лежала с Генри в послеродовой палате.) Но если бы он и сделал ей подарок, то скорее книгу или произведение искусства, а не драгоценность.
Конечно, немаловажен был вопрос цены и стоимости. Пусть ни Марджори, ни Грейс не носили лежавшие в зеркальных ящичках украшения, которые ценились как семейные реликвии, однако вещи эти стоили очень дорого. По ее настоятельной просьбе, Джонатан включил их в договор на страхование имущества. А Грейс теоретически рассматривала их как возможное подспорье в будущем для оплаты обучения Генри в колледже или же для каких-то первоначальных взносов. Однако никогда не задумывалась о том, чтобы поместить их на хранение в банковскую ячейку. Она предпочитала хранить драгоценности здесь, рядом с собой, рядом с
Исчезло абсолютно все: браслет леопардовой расцветки с черными и желтыми бриллиантами, бриллиантовые сережки, которые Грейс надевала на благотворительный аукцион, сапфировое ожерелье и массивная цепочка на шею из грубых золотых звеньев, заколка-брошь в виде розового камня, который держали крохотные ручки из золота. Ящик за ящиком, где остался лишь воздух. Она пыталась припомнить украшения: красные, золотые, серебряные и зеленые. Все великолепные вещицы, которые отец долгие годы приносил домой, а мама намеренно не надевала, которые Грейс тоже не носила, но тем не менее любила.
Она то закрывала ящички, то снова их открывала, будто надеясь, что драгоценности, как по волшебству, вдруг окажутся на месте. Проделывать одно и то же, ожидая различных результатов? Грейс едва не рассмеялась. Разве только не безумцы так делают? Однако теперь ситуация немного прояснялась.