– Вы отличный доктор, – отвечал тот, кто назвался моей семьей. – Ваши советы всегда были верными. Все, что говорили, оказывалось правдой. В свое время вы спасли мою маленькую дочку, когда не было возможности сохранить жизнь ее матери. Просто скажите, что еще мы можем сделать?
А потом этот противный доктор кивнул на дверь, и они вышли, оставив меня лежать в кровати и смотреть в окно.
– Сложный случай, конечно, – доктор почесал кончик носа, – обычно мне удается найти общий язык с пациентами, они рассказывают о том, что их гложет, им становится намного легче. С девушкой сложно. Она не хочет открываться. Излей она собственную боль, это было бы подобно вскрытию нарыва и помогло заживить рану. Зофья не желает излечиться. Ее тоска в душе ведет и к физическим недугам, хотя в целом организм очень молод и вполне здоров.
– А что вы посоветуете?
– Зависит от того, насколько вы готовы потратить силы, время и средства, чтобы позаботиться о ней.
– Знаете, доктор, – человек, которого Зоя называла исключительно по имени – Малхадж, но никогда дядей, повернулся к окну. Взгляд его рассредоточился. – Пускай он был двоюродным братом, но дружили мы крепче, чем порой родные. И во время войны, когда всем тяжко пришлось, он рискнул, уехал сюда, на границу, обзавелся жильем, но не забыл ни про меня, ни про мою семью. Денег прислал, наверное бо́льшую часть собственных сбережений, позвал приехать к ним. Мы рванули, но немного опоздали. Зато его деньги помогли нам выжить, хоть жена и подорвала здоровье в ту пору. Потом вот приехали сюда, а дом уже был пуст. Еще помню, как дядя мучился, искал сына. Найди он эту девочку, был бы счастлив. Внучка, родная кровь. Кто еще у нее есть?
Доктор положил руку ему на плечо.
– Чувствуете себя обязанным?
– Да что там! – Малхадж махнул рукой. – Видели, дикарка какая? Ничего ей не нужно! Никто ей не нужен! Она ведь ненамного старше моей дочки. Жаль ее, натерпелась. Помочь хочу и брату долг возвратить.
– Есть ли места, что она любит, где ей радостно и спокойно?
– Да какие у нее здесь места? Пустыню ненавидит, это точно знаю. Может, в Кенигхэме у нее что есть. Дочь говорит, Зофья там в школе при гимназии училась, вроде как о тех временах спокойно вспоминала.
– Если есть возможность, свозите ее туда.
– В Кенигхэм?
– Пускай вернется домой, затем посмотрим. Может, захочет остаться, вернуться к учебе? Мало ли как сложится. Излечим ее душевные раны, тогда и начнет поправляться. Нет ли дел у вас в той стране?
– Партнеры есть, но ехать сам и не думал, конечно. С другой стороны, взять Нейю, Зофью, показать дочке столицу, племяннице – ее родные места, с партнерами встретиться…
– Зоя, мы полетим в Кенигхэм!
– Куда? – я оторвалась от листа, на который переносила очередное здание. Быть занятой каждый день, делать нечто полезное для других отвлекало от ненужных мыслей.
– В вашу столицу! В Сенаториум. Здорово?
– Зачем?
– У папы там дела с партнерами, а нам – развлечение. Не хочешь ехать?
– Не знаю.
– Да ладно, – в голосе Нейи прозвучало дикое разочарование, – как так?
Как? Просто ужас охватил. Стало действительно страшно. Сидя тут, прикрываясь бесполезным лечением, я могла оттягивать момент, когда точно узнаю, что случилось после моего исчезновения.
Опустив голову, вновь принялась чертить на бумаге.
– Не поедем, да? – тихо и грустно спросила Нейя, словно именно я решала, состоится ли столь желанное ею путешествие.
– Разве от меня зависит?
Прочерченная линия пошла криво и совсем-совсем неправильно.
– А знаешь, почему у нас крыша синяя?
– Что?
Девушка присела на край стола, за которым я работала.
– Мы раньше жили в других местах, а там дома были все белые, но крыши разных цветов. И черепица была такая яркая, веселая, а еще цветы на подоконниках и у дверей, и в маленьких садах.
– Ты разве помнишь? Ты еще не родилась тогда.
– Папа рассказывал. Повсюду пахло цветами. И на каждой крыше раскачивались забавные флюгеры. Тот дом с синей черепицей построил дедушка, а флюгер – это какой-то покровитель рода. Как раньше верили в духов, знаешь?
– Не знаю.
– Я могу много рассказать. У нашей семьи много интересных историй, а на чердаке есть сундук, набитый всякой всячиной. Куча памятных вещей. Я знаю историю каждой. Там даже есть деревянная игрушка, которой в детстве играл твой отец. Интересно?
Я пожала плечами.
– Должно ведь быть интересно!
Она искренне так считала и постоянно порывалась поведать мне ту или иную историю из прошлого, которым гордилась.
– Я не росла в этой семье, она мне чужая.
Наверное, я сильно ее разозлила. Девушка резко соскочила со стола и встала надо мной, уперев кулаки в бока.
– Чужая?
Я устало подняла голову. Вот ей неймется. И почему, если тебе нет дела до других, эти другие никак не оставят в покое?
– Чужая, да? Кого пытаешься обмануть? Родителей ведь ты не забыла!
Я потерла виски и вздохнула. Нейя настырная, а Малхадж упорный, у меня же закончились моральные силы, чтобы бороться с ними и их активным желанием сделать меня частью семьи.
– Хотите ехать, поехали.
Глава 15