Отзвуки времени

Как дальше действовать, Никита не представлял, тем более, что ему очень деликатно, но твёрдо дали от ворот поворот. И в довершение ко всему они с Ритой могут никогда больше не встретиться случайным образом, а значит, надо выбросить из головы нелепую фантазию и заняться делом.

— Но, в конце концов, Галя и Рома хотят иметь страусиную ферму, а детские мечты должны сбываться, — сварливо пробормотал он вполголоса, прежде чем подхватить на плечо тяжёлую балку.

* * *

Через месяц работы спина постепенно распрямилась, а ноги перестали гудеть. Теперь Рита успевала справляться гораздо раньше, чем в первые дни почтовой службы, и в три часа уже неслась в школу забирать детей.

Городская жизнь постепенно входила в своё русло, но вечерами, когда дети лежали в своих кроватях, Рита смотрела на клочок неба между домами и тосковала по лунной дорожке на глади озера и по верхушкам сосен, наполненных звоном ветра. Всё-таки пролетевшее лето оставило после себя добрый след тепла, пришедшего после волны холода. Гриша с Милой успели пожениться. В тот день в школе проводили родительские собрания, и пришлось метаться из одного класса в другой, так что на свадьбу она не пошла, но клятвенно обещала навестить молодых в ближайшее время.

Дружба с Фрицем Ивановичем сводилась к коротким сообщениям по телефону, но ему тоже был обещан визит ближе к Новому году.

«Жду обязательно», — категорично заявил он при прощании.

— Ура, ура! — наперебой закричали Рома и Галя, поэтому Рите ничего не оставалось, как присоединиться к всеобщему ликованию.

О Надежде Максимовне Рита ничего не слышала и слышать не желала — к чему перетирать труху плохих отношений?

Из всех воспоминаний — приятных и не очень — она гнала от себя только образ сероглазого мужчины с длинными волосами, перехваченными резинкой. В отношениях с противоположным полом она избрала своим девизом «больше никогда» и даже написала эти слова пальцем на запотевшем стекле электрички, что увозила их из Пустошки в Петербург.

Вчера она разносила пенсии и особенно устала. Даже не физически, а морально. Тяжело видеть одиноких стариков с глазами, полными безнадёжности. Многие из них воспринимали почтальона как посланца небес и сразу же начинали суетиться, предлагать чаю, оправдываться, что будь они чуть-чуть помоложе, то ходили бы на почту сами, а не беспокоили почтальона. Только одна старушка встретила её враждебно. Волосы у неё были ядовито выкрашены хной, а губы отливали лиловой помадой.

— Что так поздно? Я пенсию вчера ждала.

— Я не знаю, — сказала Рита, — нам деньги сегодня выдали.

— А кто знает? — взорвалась старушка. Наклонив голову, она сердито затрясла оранжевыми кудельками. — Кто знает?

Каждую купюру она буквально выхватывала у Риты из рук и подносила близко к глазам, словно бы обнюхивая. Смотреть на неё было грустно и жалко.

Из квартиры бабули Рита вышла с тягостным чувством вины перед своими родителями, которых никак не могла собраться навестить. С родителями получалось сложно: папа наотрез отказывался переезжать в Петербург, а отрывать детей из хорошей школы и заново налаживать жизнь на Дальнем Востоке боялась Рита. Да и ютиться впятером в однокомнатной квартире родителей не очень хотелось. Но если папа продолжит упорствовать, то ничего не останется, как взять детей в охапку, купить билет в одну сторону и распрощаться с Петербургом.

От неопределённости с родителями голова шла кругом, и наверное поэтому общение с каждым стариком переживалось с особенно обострёнными чувствами.

Весь октябрь погода испытывала горожан сыростью, перемежая холодные мелкие дождики с нудными затяжными ливнями. Налипая на обувь, пожухлая листва купалась в лужах. На мокрых скамейках сидели нахохленные воробьи. Заботливые хозяева нарядили собак в комбинезоны. Впрочем, Огурец избежал горькой клоунской участи собачьей одёжки и весело месил лапами грязь на пустыре за домом, хотя последующее мытьё переносил с оскорблённым выражением морды и утешался только кусочком сыра, за который легко мог продать свою бессмертную душу. Дома потускнели и помрачнели, а тротуары запестрели зонтиками.

«Разносить почту под дождём — хорошее наказание для каторжников», — подумала Рита.

Прикрыться зонтом она не могла, потому что мешала сумка, которая оттягивала плечо. Немного выручал полиэтиленовый плащ с капюшоном, но с него прямо на лицо постоянно летели холодные брызги дождя, и чтобы стряхнуть с ресниц влагу, приходилось трясти головой, как норовистой лошади. После половины первого круга разноски Рита перестала обращать внимание на дождь, потому что вымокла с ног до головы и сохранение сухости перестало иметь значение. Главное — сберечь почтовые отправления, а почтальон обойдётся. Чтобы открыть дверь парадной, она подула на замёрзшие пальцы и тут краем глаза ухватила что-то знакомое, словно бы мозг получил слабый сигнал: внимание!

Инстинктивно прижав сумку к животу, она резко обернулась, но увидела только мамочку с коляской. Почудилось. Рита решительно вошла в подъезд, разом ощутив блаженное тепло сухого помещения.