Отзвуки времени

— Но почему бабуля так сказала? Какая разница — немец или русский?! — закричала Настя, когда Фриц Иванович поведал ей грустную историю своих отношений с её бабушкой. — Бабуля любила вас всю жизнь! Я из-за этого сюда и приехала. В больнице она сказала: «Настя, после моей смерти найди Фрица Ивановича Гомонова. Я знаю, что он жив. И скажи ему, что каждую секунду своей жизни я жалела о своих словах. Поторопись, ему сейчас за восемьдесят».

Пробушевав до утра, метель стихла, нанеся к забору терриконы из снега. На восходе Фриц Иванович успел прокопать тропку до калитки и поставил на плиту кастрюлю с картошкой в мундире.

Скоро по трассе с урчанием пройдёт грейдер и можно будет отправляться на поиски Настиной машины. После вчерашней бури и тьмы солнечный свет располагал к покою. Фриц Иванович долго молчал, глядя в окно на заснеженную яблоню, что помнила белобрысую девчонку из соседского дома и паренька с тонкой шеей и цыпками на руках.

Чашка с чаем, зажатая в руке, жгла ладони.

— Настя, ты что-нибудь слышала про маму Полины, твою прабабушку Александру?

— Знаю, что она партизанила и погибла. — Настя глянула на него с ноткой тревоги: — А разве нет?

— Да. Но то, как она погибла, многое объясняет в поступках твоей бабушки. Понимаешь, прошлое не исчезает бесследно, оно всегда в нас и так или иначе, но даёт о себе знать нашими поступками. Про тётю Сашу мне рассказала моя мама, когда я метался по стенам после ухода Полины, не понимая, чем стал плох…

В промежутках между фразами он попытался собраться с мыслями, чтоб наиболее мягко передать ужас из Полининого детства.

Боясь упустить хоть слово из сказанного, Настя стиснула кулаки и прижала их к подбородку.

Фриц Иванович поставил чашку на стол.

— …Это произошло в сорок третьем, когда гитлеровцы стали отступать и сопротивлялись со звериной жестокостью. Партизаны их, конечно, гнали и добивали, ну а фашисты в отместку издевались над местным населением.

Как ни старался Фриц Иванович говорить спокойно, голос то и дело срывался на фальцет. Непросто говорить про людей, точнее, нелюдей, если ты с ними одной крови.

— В деревню, где жила Полина, ворвался карательный отряд, и всех жителей согнали в один амбар. «Жечь будут», — сказал кто-то, и в амбаре наступила глухая тишина. Но дверь открылась и вошёл офицер в чёрном плаще. Рядом с ним стоял староста из соседней деревни.

«Партизаны есть?» — спросил офицер.

Сбившись в угол, люди молчали. Тогда офицер выбрал в толпе одну девочку лет пяти и выстрелил ей в живот. «Партизаны есть?» Мать девочки страшно закричала. Офицер выстрелил второй раз, и женщина рухнула рядом с дочкой.

«Партизаны есть?»

Бывшие в том амбаре рассказывали, что офицер был невысокий, но статный, с красивым профилем и рысьими жёлтыми глазами. Подняв пистолет, офицер остановил взгляд на Полине. Тогда тётя Саша, её мама, оттолкнула её в сторону и вышла вперёд. «Я партизанка». Они стояли рядом, и тётя Саша возвышалась над ним на половину головы. Офицер кивнул полицаю на автомат: «Шнель, шнель».

Повторять ему не пришлось. Схватив тётю Сашу за волосы, полицай поволок её к выходу: «Сейчас ты у нас всё расскажешь господину офицеру». Она не сопротивлялась, только повернулась и бросила прощальный взгляд на Полю. Думала, что кто-нибудь из сельчан её пригреет, пока отец с фронта не вернётся. Но девочка вырвалась и побежала за матерью: «Мама! Мама! Не уходи! Отпустите её!»

Фриц Иванович нервничал, поэтому говорил, убыстряя темп, пока не перешёл на громкий шёпот. Перед глазами маячило бледное лицо Насти, а он представлял перед собой совсем другое, очень похожее и тоже родное лицо Полины. А ещё представлял себе немецкого офицера и внутренне сжимался, потому что в сознании мелькал довоенный Кёнигсберг и вальсирующие фигуры женщины и мужчины в форме вермахта.

Настя всхлипнула, и он продолжил:

— Их привели в избу, где прежде жил председатель колхоза, а ещё раньше церковный староста. — Фриц Иванович задумчиво потёр рукой щёку и не стал упоминать, что семью старосты выселял из дома именно отец тёти Саши — уполномоченный Комитета бедноты. После войны деревенские бабы на предмет рокового совпадения языки стёрли. На его любопытные расспросы мама Вера туманно ответила: «Время нам выпало смутное, запутанное, когда неправые считали себя правыми, а правые — виноватыми».

Чтобы пересохшее горло не царапал кашель, Фриц Иванович жадно выпил полстакана остывшего чая. Он чувствовал себя полностью обессиленным.

— А что было потом? — Тихий вопрос Насти вывел его из размышлений.