Отзвуки времени

— Погоди немного. — Он выскреб от замка ледяную крошку, осторожно, но сильно поддел и распахнул дверцу. — Вуаля! Получите и распишитесь! — Щёлкнув лезвием, он убрал нож в карман.

Настя едва не подпрыгнула от радости:

— Здорово! Спасибо!

Она подумала, что было бы вполне уместно чмокнуть его в небритую щёку, и уже привстала на цыпочки, как вдруг Никита сказал:

— Кажется, я потерял копейку.

Рухнув на колени, он по-собачьи взрыхлил снег под колёсами и поднял на неё взгляд:

— Ты не видела копейку? Наверное, выпала из кармана, когда я нож доставал.

— Копейку?!

— Да.

Он нырнул в сугроб едва ли не с головой.

«За копейку удавится», — мелькнуло в мозгу у Насти. Обалдеть можно! Она захлебнулась воздухом. С жадностью ей доводилось сталкиваться, но чтобы в такой форме! Вот уж вправду говорят: «Господь отвёл». Не случись этой копейки, того и гляди влюбилась бы в жлоба и сквалыгу.

— Давай я тебе сто рублей дам, — сказала она, стараясь удержаться от презрительной интонации. Всё-таки человек помог отыскать машину, которую ещё предстоит вытолкать на дорогу.

На её реплику Никита не отреагировал, потому что прорывал канаву от переднего колеса до заднего.

Настя закатила глаза к небу:

— Ты до земли собираешься докапывать?

— Если будет надо, то да! — Он с торжеством продемонстрировал на ладони монетку достоинством в одну копейку. — Вот она! Давай садись за руль, а я подтолкну. Попробуй осторожненько дать задний ход, только сильно не газуй.

* * *

От порывов ветра берёза под окном гнулась дугой и стучала в стекло голыми ветками. Зима снова запрягала своих снежных коней, чтобы помчаться по небу в бешеной снежной скачке.

— Поторопись, Настюша, — произнёс Фриц Иванович, — хватит с тебя дорожных приключений. И не забудь мне позвонить, как доберёшься до гостиницы. Помни, здесь тебя всегда ждут.

— Я знаю. — Настя опустила голову, чтоб не разреветься. Уезжай не уезжай, а рассказ Фрица Ивановича о войне теперь навсегда застрял осколком в душе. Больше семидесяти лет прошло после войны, а люди до сих пор плачут.

Отрываться от печки не хотелось, уж очень хорошо сидеть на табуретке, прижавшись спиной к тёплому боку с круглой крышечкой вьюшки над головой. Но Фриц Иванович прав, надо сесть за руль и уносить ноги, точнее — колёса, от новой волны непогоды. Тем более, что отгулы заканчиваются, деньги на исходе, а до дома больше двух тысяч вёрст, да всё лесом.

— Давай, Капочка, не подведи, — сказала машинке Настя, когда из зеркала заднего вида исчезли родные места бабушки Поли. — Нам с тобой придётся изрядно потрудиться.

До трассы Капа шла медленно, юзом, то и дело норовя нырнуть капотом в кювет, и только на трассе Настя вздохнула спокойно и дала по газам. Перед лобовым стеклом мелькали дома, деревни, синее небо, постепенно набирающееся тёмных красок. Справа за лесом повис рог месяца. И чем дальше машина отъезжала от Пустошки, тем явственнее к Насте приближалась война. Словно бы в перевёрнутом зеркале она видела вдоль дорог дымящиеся избы и чёрные мёртвые тела среди белых сугробов: не разберёшь — где наш, где немец. И девочка в ярко-жёлтой куртке не болтала по телефону, а стояла, прижав к груди буханку хлеба, и смотрела вслед уходящим солдатам. Что они чувствовали, те, кто видел, как на их родной улице хозяйничают враги?

Стряхивая влагу с глаз, Настя поморгала. Она не хотела плакать, но слёзы всё набегали и набегали, прокладывая дорожки по щекам. Настя подумала, что если сжевать бутерброд, то настроение улучшится. Она относила себя к людям, которые заедают стресс вкусненьким, да и в целом любила покушать, тем более что лишнего веса не наблюдается и в помине. Не сбрасывая скорость, Настя одной рукой достала из сумки два куска хлеба с толстым ломтём сыра — кулинарным произведением Фрица Ивановича. Зря за него бабуля замуж не вышла. Была бы сейчас она, Настя, профессорской внучкой, да и жизнь бабули сложилась бы по-другому. Ох и трудно сделать правильный выбор, когда стоишь перед камнем с надписью, а от него бегут три дороги, три судьбы. У каждого человека есть такой заветный камушек, от которого начинается отсчёт новой жизни, и важно не струсить, не свернуть и не роптать, когда станет трудно, — сам выбрал свой путь.

В отличие от старушек, надоедающих своим внукам, бабушка Поля не любила потчевать байками о своей молодости. Вздыхала, гладила Настю по голове и говорила: «Тяжкое было время. Не дай Бог, чтоб повторилось».

Но как-то раз, когда по телевизору показывали «Ивана Бровкина на целине», рассказала, как в вагонах-теплушках ехала на Алтай строить новый совхоз.