Отзвуки времени

Отражаясь от снежной белизны, солнечные лучи струями дрожали в морозном воздухе. Ещё полчаса — и начнёт темнеть, от кромки леса к дороге потянет лапы лазоревая густота, и лунный свет засыплет окрестности тусклым ночным серебром.

Никита затормозил около очередной горы снега и посмотрел на Настю. Неопределённо пожав плечами, она выскочила из машины и яростно пнула слежавшийся сугроб носком сапога. С ума можно сойти, если подумать, что вчера она брела этим путём, захлёбываясь от ревущего ветра. Сбилась бы с пути и лежала бы сейчас под такой же горой снега, и нашли бы её ближе к весне, а потом долго опознавали по номеру машины и зубным пломбам. Бр-р-р! Хотя нет, и тут не повезло, потому что пломб у неё нет. Вспомнив, как молилась о спасении, Настя решила в ближайшей церкви поставить свечку за спасение. И за кое-что личное! Не может же бабушка оставить её на произвол судьбы одну-одинёшеньку, без мужа!

Она кинула беглый взгляд на Никиту с сапёрной лопаткой в руках. Ожесточённо сдвинув брови, он прощупывал толщу снега черенком лопаты. Это был уже пятая попытка обнаружить пропажу. Настя начала терять терпение. С одной стороны, сказывалась эмоциональная опустошённость от ночного разговора с Фрицем Ивановичем, но с другой — она не возражала против общения с Никитой. А когда машина будет найдена, то она в знак благодарности отвезёт Никиту домой. Наверняка он не откажется угостить спасённую девушку чашечкой кофе. Это будет по-джентльменски.

— Есть! — сказал Никита. — Тут твоя машина. Давай раскапывать.

Он подковырнул лопаткой слой снега, и отвалившийся пласт обнажил тёмно-синий бок с длинной продольной царапиной. Машинка продавалась уже с царапиной, поэтому прежний хозяин скинул цену на двадцать тысяч, что оказалось решающим фактором для сделки. После коротких раздумий Настя назвала свою малолитражку уютным именем Капа и относилась к ней как к подружке: утром здоровалась, вечером на стоянке прощалась, а будучи за рулём, выкладывала ей свои беды и радости.

От радости Настя едва сдержалась, чтоб не чмокнуть Капу в холодную дверцу, но вовремя вспомнила детские годы и металлические поручни у качелей во дворе, к которым однажды примёрз язык.

Припасённая лопата нашлась в багажнике машины Фрица Ивановича, и с полчаса Настя с Никитой молча раскидывали по сторонам снег. Не зная, как завязать разговор, Настя решила пойти напролом, и когда её лопата стукнулась о лопату Никиты, сказала:

— Ты всегда такой суровый?

Он стоял лицом к солнцу и поэтому щурился.

— Всегда. Особенно во время работы.

— Говорят, ты разводишь страусов. Очень интересно. — Встав на носочки, Настя стряхнула снег с крыши. — А я вот продаю сантехнику. — Она вздохнула. — Скучно, конечно, но зато я учусь в универе на факультете рекламы и связей с общественностью.

Она немного подождала ответной реакции, потому что у простого фермера связь с общественностью, конечно, должна была вызвать почтение или, по крайней мере, интерес. Но этот Никита был словно отлит из пуленепробиваемого стекла. Он и бровью не повёл на её сообщение.

Ну и пусть! Разблокировав охранную систему, Настя с силой рванула дверь на себя и едва не вывихнула пальцы.

— Ой, а она не открывается!

— Наверное, в уплотнитель вода попала.

— Ага. Я на мойку заезжала, — безнадёжно сказала Настя, — кто знал, что такая метель закружит? И что теперь делать?

Никита присел на корточки и прижал ладонь к замку:

— Не смогу прогреть. Руки холодные. Но у меня есть нож. Сейчас попробую открыть замок.

Без ножа в кармане Никита чувствовал себя лысым, если можно так выразиться. С тех самых пор, когда дедушка подарил ему на десять лет ножик с двумя лезвиями, ложкой и вилкой, перочинные ножи прочно заняли почётное место излюбленного хобби. Если бы он имел способность сочинять стихи, то свой первый нож воспел бы в поэме. При полном неудовольствии мамы Никита наотрез отказался пользоваться нормальными вилкой и ложкой и ел только собственными, раскладными, с шиком доставая их из чёрного пластмассового ложа. С тех пор в ящике письменного стола прибавилось около десятка ножей разных форм и размеров.

— И всё потому, что в папиной родне был грузин, — объясняла мама его увлечение. Никита до сих пор не понял, хорошо это или плохо.

Никита брал с собой нож, даже собираясь на заседания Нотариальной палаты или на банкет, куда следовало надевать строгий костюм с белоснежной рубашкой. Сейчас в кармане спортивной куртки лежал не просто нож, а произведение японского искусства с двухсторонней симметричной заточкой лезвия и шестьдесят пятой твёрдостью по шкале Роквелла. Рядом с ножом лежала копейка, найденная у часовни Ксении Блаженной. Посмеиваясь над собой, он тем не менее упорно перекладывал монетку из кармана в карман, словно якорёк, не позволяющей его лодке отплыть слишком далеко от берега.

Мороз обжигал, чувствительно пощипывая мочки ушей. Чтобы расконсервировать лёд вокруг дверцы, Никита скинул варежки. Нож острейший, одно неверное движение — и лезвие располосует тонкий прокат, как консервную банку.

Рядом топталась Настя:

— Ну как, получается?