Скрепя сердце она честно призналась себе, что стала опасаться хороших известий, полагая, что за хорошим неотрывно следует плохое, причём не такое, поганенькое, но терпимое, а сокрушительно-ужасное, от одной мысли о котором на грудь наваливалась свинцовая тяжесть.
Но Рита держалась. Чтобы взбодрить себя, перед тем как уйти на уборку в книжный магазин, она надела новый голубой джемпер, припрятанный на выход. Куда теперь выходить? Если только в парк на прогулку с детьми. На кино и театры денег нет, в холодильнике кусок мяса, кочан капусты и две бутылки молока. Никаких глазированных сырков и салями. Ну и правильно, надо питаться здоровой пищей. Нет худа без добра.
Поскольку главная мысль, точившая мозг с утра до ночи, умещалась в несколько слов: «Найти постоянную работу», Рита написала эти слова на бумажке и положила в кошелёк. Если говорят, что мысли материальны, то пусть они воплотятся в буквы. Хоть и нереально, а вдруг? Ведь бывают же на свете чудеса. Она попыталась представить себе чудо, но оно странным образом вмещалось в образ почтальона с сумкой через плечо.
«Это он, это он, ленинградский почтальон», — пробормотала Рита и тут же забыла о своей фантазии, переключившись на повседневный круг забот и мыслей.
Ближе к полудню, когда уборка в магазине была закончена, мягкий весенний день расцветил воздух прозрачными полутонами света и тени. На улице Рита с наслаждением вдохнула горьковатый запах свежей листвы. На большой клумбе возле метро две женщины высаживали цветы. Рита скользнула взглядом по старухе, что продавала книги, такие же старые, как и она сама. Та отрешённо смотрела сквозь толпу пешеходов и казалась полностью неподвижной. От хорошей жизни свою библиотеку продавать не станешь.
Рита не смогла пройти мимо.
— Сколько стоит? — она показала на томик рассказов для детей.
— Сколько дадите.
Хриплый голос старухи походил на звук радио со сбитой волной настройки.
Обменяв сто рублей на потрёпанную книгу, Рита взглянула на часы. Через час в школу — забирать детей, а пока можно позволить себе спокойный шаг человека, который никуда не спешит. В последнее время приходилось почти всегда передвигаться в быстром темпе, и Рита поймала себя на том, что по привычке начинает бежать.
Чтобы сократить путь, она свернула в калитку на кладбище, и ноги сами привели её на дорожку, как короной увенчанную зелёной часовенкой. На скамеечке напротив входа сидела женщина в мужской стёганой куртке, и Рита опустилась рядом, оглядывая людей вокруг себя.
— Каждый несёт свой крест, — без всякой связи произнесла женщина, и на её круглом лице появилось подобие улыбки. — Знаете, сначала я считала, что я свой крест не несу, а волочу по колдобинам. Вот таким, как та, — она кивнула в сторону лужи с мутной жижей, посреди которой лежал комок смятой бумаги от рекламного проспекта. — Иногда, когда совсем выбивалась из сил, я приподнималась на колени и начинала проклинать судьбу. Но без толку. А потом снова хваталась за перекладину и тянула, тянула, тянула, обламывая ногти в кровь.
Она шевельнула рукой, и Рита увидела её загрубевшие пальцы с коротко остриженными ногтями.
Перехватив взгляд, женщина пояснила:
— Работаю много. Только здесь, у Ксеньюшки, и отдыхаю. Если могу урвать часок, то сразу сюда бегу, благо живу неподалёку. — Откинувшись на спинку скамейки, она посмотрела вверх на летящие облака и монотонно, словно бы беседовала сама с собой, проговорила: — Преподаватель по неврологии в мединституте предложила мне специализацию «невропатолог-рефлексотерапевт». Это было очень престижное предложение, но я отказалась. Дело в том, что накануне я ехала в метро, где две неопрятные старухи вели под руки парня-инвалида со сплющенным лицом, напоминающим рыбу-камбалу.
Загребая ногами по полу, он вырывался и выл что-то нечленораздельное, слюни капали на пол.
От отвращения меня передёрнуло, и я решила, что неврология — это последнее, чем я хочу заниматься. — Женщина надолго замолчала, словно бы мысленно преодолевая какой-то очень долгий и трудный путь. Собираясь уйти, Рита встала, но её остановил тихий голос, говорящий с сухой беспощадностью: — Когда акушерка, пряча глаза, сказала, что у моего сына ДЦП, я не поверила и швырнула в неё кружкой с чаем.
Кружка была эмалированная и не разбилась. Она с бряканьем покатилась по полу, а я смотрела на брызги чая на одеяле и думала, что у меня галлюцинация или акушерка обращается не ко мне, а к той толстой бабе с коровьими глазами, что жуёт бублик и равнодушно смотрит в окно.