Отзвуки времени

От внезапно наступившей тишины в палате мне стало так жутко, что захотелось умереть. Боже мой, я до сих пор помню каждую секунду отсчёта нового времени. Как врач я прекрасно понимала, что такое ДЦП и тяжёлая неврология, с которой я предпочла не связываться. Оказывается, она поджидала меня за углом. Теперь я часто вспоминаю того парня в метро, потому что мой сын почти такой же, да и я превратилась в потёртую жизнью тётку в дешёвой одежде. Муж не выдержал, ушёл, и я его понимаю — не у всех есть силы тащить крест и не сломаться. Да и мне со всех сторон родные и знакомые дули в уши: «Откажись, откажись. Не ломай себе жизнь». — Оборвав речь, женщина остро взглянула на Риту. — Вы тоже считаете, надо было отказаться? Ведь я врач. Приносила бы пользу, спасала людей, а так сижу дома возле одного-единственного человека, который никогда не исцелится.

Вопрос ударил наотмашь, и Рита непроизвольно отшатнулась:

— Нет! Что вы! Я бы никогда…

— Все так говорят. — Женщина сделала долгую паузу, во время которой её руки открыли портмоне со вставленным в рамку фото юноши с перекошенным ртом. — Сейчас Мите двадцать пять лет. Когда мне в первый раз его принесли, я ещё надеялась на лёгкую форму паралича. Думала, что смогу компенсировать, выправить. Но с каждым днём становилось всё хуже и хуже, пока он окончательно не превратился в распластанный блинчик. Он не может самостоятельно повернуться на бок, с трудом глотает, на любой шум — тяжелейшие судороги.

Не находя что сказать, Рита молчала, да и женщина не ожидала ответа. Она вздохнула:

— Вы только не подумайте, что я жалуюсь. Вовсе нет. Сейчас я уже не несчастная, мне есть, ради кого жить. И ещё я научилась быть неприхотливой, и вы знаете, это спасает меня от многих душевных травм: мне просто-напросто не хочется того, что недоступно. Вы меня понимаете?

— Понимаю, — кивнула Рита. — Для себя мне тоже ничего не хочется, но для детей надо столько всего, что не знаю, за что хвататься. И денег всё время не хватает.

— А с финансами у меня интересно вышло, — откликнулась женщина, — можно сказать, Ксения Блаженная помогла. — Она повернулась вполоборота и оперлась локтем о поручень: — Пару лет назад Митя температурил, капризничал, ничего не ел — в общем, беда. А его болезнь для нас всегда катастрофа: мышцы спазмированные, укол сделать трудно, лекарство он не глотает. Измучившись, я выскочила из дома за детским питанием и по дороге забежала сюда. Стою у часовни и плачу чуть ли не навзрыд. А день был холодный, вьюжный, народу никого. Вдруг чувствую — позади меня какое-то движение. Оглядываюсь — стоит молодой парень в кожаной одежде, как рокер, в ухе серьга, на руках браслеты. Спрашивает: «Это часовня Ксении Блаженной?» Я говорю: «Да». — «А куда записки опускают? А то бабушка попросила меня записку отнести, а я здесь в первый раз. И ещё бабуля сказала, чтобы я обязательно сделал доброе дело кому-нибудь, кого около часовни встречу, но здесь только вы. Скажите, чем вам помочь?»

Доставая записку, он закопошился в рюкзаке. Кожаные браслеты на его запястьях походили на чёрных змей. Я подумала, что он небось целый час выряжался перед зеркалом, и меня словно прорвало. Не знаю, откуда взялось столько злости, но я буквально закричала: «Мне никто не может помочь! Разве вы знаете, как можно сидеть целыми днями дома и не иметь возможности даже чаю попить или словом с кем-нибудь перекинуться?»

На улице было бело, и мне показалось, что его глаза тоже побелели. Он вдруг рывком распахнул рюкзак, достал планшет в чехле и протянул мне: «Вот, возьмите. Он хороший, новый. Вы наверняка сумеете его освоить и в Интернете найдёте друзей. Там много групп по интересам». — «У меня нет интересов, кроме больного ребёнка». Я спрятала руки за спину, но он положил планшет на скамейку и негромко сказал: «Тем более вам нужно общение». Своим поступком он так меня удивил, что я едва смогла выговорить: «Я не возьму, даже не прикоснусь!» — «Тогда пусть здесь валяется, — сказал парень. — Захотите — возьмёте». — Женщина вздохнула: — Конечно, я взяла. Но прежде дождалась, когда он уйдёт.

Её пальцы пробежались по юбке, расправляя складки. Она подняла глаза, и Рита поразилась ясности и чистоте её взора. Теперь перед ней было совсем другое лицо — спокойное и благожелательное.