Our hearts goddamn us

Лес и его окрестности, начиная лет с одиннадцати — и особенно по осени — всегда вызывали тянущее вдаль чувство. Чувство настойчивое, проявляющееся более остро в моменты размышления о нём, когда отчётливо возникал перечень причин, по которым поддаться ему не представляется возможным. Это можно назвать слабоволием, однако зачастую это ощущение намеренно усиливалось соответствующей музыкой. Кажется, я знал его истоки: помимо, может быть, какой-то психологической склонности, причиной этого изъяна (хочется называть его именно так, поскольку выливалось оно чаще всего в эскапизм и лёгкую грусть) являлась вполне конкретная книга, перечитанная не один раз, а впоследствии и иные произведения, имеющие схожие черты. Не очень хочется приводить здесь конкретику — оставаясь в уверенности, что подобное положение вещей, пусть и в разных тонах и настроениях, может быть присуще множеству людей.

Словом, в некоторых ситуациях прогулки на природе способны против воли — если этому не противиться — погружать в себя и вводить в состояние, близкое к смеси мечтательности и меланхолии, а также набрасывать блёклыми чернилами планы, настолько не соотносящиеся с прозой жизни, что почти физически ощущаешь горечь наподобие вкуса крепкого травяного ликёра — каждый глоток которого обжигает, обнажает и без того видимые скелеты мысленных паттернов, и оставляет долгое послевкусие — горечь которого тем не менее тебе не хотелось бы заглушать.

***

Мы остановились на довольно крутом берегу пруда, которое безотчётный поэтический дух упрямо пытался называть озером. Окружение наводило на мысли о ещё тёплых днях октября, несмотря на то, что май уже должен был начать разгораться. Поверхность водоёма покрывалась местами неровной и грязноватой коркой льда вперемешку с прошлогодними листьями и сонными, унылыми останками деревьев. Ветви некоторых молодых сосен и осин, окружавших нас, склонялись к самой воде, касаясь её холода и уединения.

Здесь прошёл, кажется, почти час. Место способствовало умиротворению, неспешному погружению в свои мысли и спокойному, свободному от беспокойства созерцанию. Господин В. развёл небольшой костерок из разбросанного поблизости хвороста и сухих листьев. Поток дыма время от времени захватывал своим краем мою голову, но это почему-то совсем не мешало. В атмосфере, которая этому вполне способствовала, мы обсудили некоторые психологические вопросы или особенности друг друга — своеобразная форма терапии, помогающая каждому, кто высказывается с целью помочь другому, лучше понять и себя самого.

Без спешки мы добрались до дома. Одно доставляющее удовольствие действие, переходящее в другое, казалось несколько непривычным, но, безусловно, радовало. Согревшись после прохладного и свежего лесного воздуха, можно было начинать готовить ужин. Разведение костра, выставление тарелок и стаканов, подготовка еды и напитков — эти хлопоты кажутся обыкновенными, однако незаметно дарят моменты душевного спокойствия, ощущения безопасности и комфорта. Сам же процесс сотворения блюд погрузил в себя, позволяя отпустить мысли и одновременно направить энергию в созидательное, умиротворяющее русло.

Постепенно мы переместились из тёплого уюта дома в прохладу ночи, освещаемую и согреваемую ярким пятном разведённого огня. Искры раскалённых дров взлетали неровными метеорами в небо, угасая в чернилах, расплескавшихся между густыми ветвями сосен; наш очаг света и тепла был подобен пузырьку воздуха, зацепившемуся за что-то под толщей тёмного и холодного океана.

Смесь лёгкого удивления и небольшой досады вспенилась в черепной коробке — от того, насколько наше ментальное состояние зависимо от внешних воздействий. Окружение леса, пение птиц и музыка, тематически приготовленная еда, сухой вермут и игристое, близость дорогих мне людей — всё это мощным потоком смыло когнитивную слякоть. Пытаясь найти для себя наиболее близкую аналогию по совокупности переживаний, пришёл к неочевидной, но вполне конкретной: состояние после оргазма.

Понедельник, 2 мая

В очередной раз в сходных обстоятельствах мне удалось выспаться и пребывать в относительно комфортном физическом состоянии, чего нельзя было сказать о моих спутниках. Этому могло способствовать множество причин, воздействию которых, безусловно, я был благодарен — в совокупности они сводились к опыту. Утро, как и водится в таких ситуациях, шло крайне размеренно и неспешно. Поздний завтрак, состоящий из яичницы с ингредиентами вчерашних кулинарных ухищрений, удостоверил в ощущении полноты жизни.