Овцы смотрят вверх

Но почему же ее не упекли до сих пор, несмотря на ее журналистскую репутацию? Причину она узнала всего несколько дней назад.

И причину звали Петронелла Пейдж.

Эта жесткая, как проволочник, сучка, которая на своих шоу, как орехи, щелкала лучших мужчин и женщин нации, была до глубины души тронута учением Остина Трейна; может быть, она была его, в конце концов, самым искренним последователем и учеником, и, может быть, в этом отношении она и останется уникальной. Но, так или иначе, свой вес и свое влияние она использовала, чтобы защитить Пег Манкиевич.

Незадолго до ее поездки по Штатам Петронелла позвонила Пег и попросила заехать к ней в офис. Пег нехотя согласилась, и, когда вошла в кабинет, где сидела Петронелла, та показала ей фотокопию ордера на арест Маргарет Манкиевич.

– Я добилась отмены ареста, – сказала Петронелла.

– Но как?

Пег потом вспоминала, как ее ногти, помимо ее воли, вонзились в плоть ладоней.

– У кого, как вы думаете, находится пленка, которую Остин записал на случай, если ему не дадут выступить на моем шоу?

– Что?

Мимолетная улыбка.

– Да, здесь вы слегка лажанулись. Еще до того, как кто-то из ваших только подумал о том, как бы проникнуть в тайник, где хранилась пленка, я уже наложила на него руку.

Петронелла посмотрела на свои ногти и оценила, насколько они запущенны – кончики обломаны, лак потрескался и частично слетел. На ней был старый свитер и потертые донельзя джинсы: это была особая мода – нынче идет война и, если сочувствуешь правому делу, одевайся как можно более убого!

– Эта пленка способна напугать кого угодно, – продолжила она. – Я прокрутила ее десяток раз. И сделала несколько копий – у меня дома стоит хорошая аппаратура. Теперь все они в надежных руках. Если со мной что-нибудь случится, их используют как положено. Трейниты не побеждены, их просто на время остановили. Слегка оглушили, но не уничтожили.

Пег с трудом сдерживалась.

– Но почему вы их не использовали? – спросила она. – Не передали в своей программе? Не опубликовали текст?

– Потому что Остин все еще с нами. Не так ли? И, как я думаю, у него есть причины вести себя именно так, как он ведет себя, хотя я и не могу понять, что это за причины. И тем не менее…

Она колебалась.

– И тем не менее я верю ему. Так же, как и вы, как я полагаю.

Пег не ответила, и Петронелла резко вскинула голову.

– Верите? – спросила она настойчиво.

– У него… у него был один срыв. Мне так нужно с ним поговорить! Я боюсь, они превратят его в настоящего сумасшедшего! Навсегда!

– Знаете, – сказала Петронелла задумчиво, – после расследования беспорядков, произошедших на ферме Бамберли, я ознакомилась со свидетельскими показаниями. Их давали собравшиеся там подростки – юноши и девушки. Так вот, они в один голос утверждают, что сумасшествие в этом мире – это нормальное, единственно нормальное состояние. Может быть, они правы…

Пег была на свободе, а свобода – вещь ценная, и рисковать ей не стоит. Хью каким-то чудом осознал это и сдержался, не стал отвечать Пег. Вместо этого он скорчил гримасу обеспокоенного придурка и сказал подоспевшему охраннику:

– Палец ушиб на ноге.

И охранник погнал заключенных дальше, к дому.

– Это мое задание, – сказала Пег, закончив объяснять полковнику Сэдлеру причину своего приезда. Полковник не горел желанием помогать этой писаке, и он на протяжении всего разговора успел трижды сообщить ей, как он зол на то, что пришлось вернуться в США из Гондураса, где он здорово повеселился, колошматя этих «Тупамарос».

– …и для того, чтобы его выполнить, я должна поговорить с этими… рабочими, – сказала она.

– Берите кого хотите, – буркнул полковник и чихнул, после чего, извинившись, продолжил (множество людей вокруг то и дело чихали, и Пег боялась, не обострится ли от всего этого ее синусит). – Все они тут отморозки. Кого ни возьми, наткнешься либо на террориста, либо на предателя, либо на сторонника «Тупамарос». А больше всех здесь сознательных отказников. Те, кто говорят, будто мы арестовываем добропорядочных граждан, откровенно лгут. Наши подопечные – это люди, которые в минуту острой необходимости отказались ответить на призыв родины.

Так Пег удалось этим вечером поговорить с Хью – в относительной безопасности, наедине.

– Прости! – сказал тот негромко. – Я едва тебя не выдал. У меня голова частенько плывет: когда сюда добрался, то хлебнул местной водички. Наверное, отравился.

Он помедлил, нерешительно разглядывая Пег.

– Это ведь ты, верно? То есть я тебя ни с кем не путаю? Так трудно держать связь!

Жалкий, тихий голос – он едва не скулил.

– Ты ведь была подружкой этого парня – Децимуса, точно?

Пег кивнула. Сердце ей терзала боль. Когда она впервые познакомилась с этим парнем, он ей не понравился. Но тогда он был совсем не таким. Теперь он дрожал и все говорил и говорил, не переставая, словно разговорами хотел помешать себе думать. Как Пег было его жаль!