– Но на этот раз, – сказал Торн, который, казалось, не слышал, что напоследок говорил доктор, – новость точно разойдется. Уж я об этом позабочусь.
Не трогать!
Репетиция
Что собирался Хью Петтингилл найти в общине, он и сам толком не знал, и только через некоторое время понял, что того, что он хотел найти, там нет. День за днем проходили унылой чередой, а он дрейфовал через время и рядом со временем, глядя, как постепенно тает снег и на окружающие долину далекие холмы нисходит весна. Включения не произошло. Он не подходил этой жизни. Его не пускали. И хотя он не был уверен, чего хочет – быть для этого народа своим или чужим, – его злило, что ему отказано в самом выборе той или иной роли.
Хотя жить здесь было весьма комфортно. Все тут было потертым, собранным из строительных отходов и брошенных вещей, но практичным и во многих отношениях привлекательным. Что его раздражало, так это то, что все в коммуне считали свою жизнь здесь как бы… как бы репетицией. Правда, репетировали они не существование людей, выживших после гипотетической ядерной войны, а обычную жизнь в двадцать первом веке. Хью этого не понимал. Жизнь коммуны он считал попыткой бегства от реального мира, формой эскапизма.
Хотя в общине было кое-что, что казалось ему вполне приемлемым. Еда, например, была простой, но очень вкусной – вкуснее даже, чем то, что он ел у Бамберли. Он с аппетитом поглощал здешние ароматные супы, домашний хлеб, овощи и салаты, выращенные под стеклом. И все это было интересно: он никогда не следил за ростом растений – за исключением, может быть, тех опытов с проращиванием семян в горшке, которые он проводил в школе. Этот интерес заставил его присоединиться к полевым работам, которые члены общины вели по весне за ее стенами, в открытом грунте.
Но когда ему поручили разобраться с червями, которых привезла Фелиция, он нашел эту работу мягко говоря противной: вытаскивать из извивающейся массы по дюжине-другой червяков и смотреть, как они удирают в землю, откуда потом должны появиться овощи, которые он станет есть? Бррр…
Хью обратился к иным занятиям. В коммуне была мастерская, где члены общины вручную делали одежду, мебель, кухонную утварь, и он принялся помогать со стульями и столами – община решила открыть ресторан для туристов, которые отдыху у моря стали все больше предпочитать поездки вглубь страны, где можно было к тому же поесть естественной пищи, по которой они скучали. Хью изготовил один стул, другой – в точности такой же, как и первый, и работа показалась ему слишком монотонной. И он стал искать иные занятия.
И все это время Хью не покидала мысль: мир погибает, проваливается в ад, идет к чертовой матери! Эти долбаные корпорации превратили прерии в пыльные пустыни, а море – в сточную канаву; они залили бетоном те места, где раньше были луга и леса. Так нужно остановить их! Нельзя, чтобы они сокрушили нас и уложили лицом в землю!
Нужно сокрушить их самих!
Эта странная, эта ледышка Пег… Она, должно быть, не вполне того… Ни с ним, ни с прочими в коммуне – ни разу, ни разочка (даже с Фелицией, о которой Хью, естественно, думал как о девушке Пег; кстати, и Фелиция с ним тоже – ни-ни… Черт побери!). И все-таки эта красотка выглядит вполне счастливой.