Озерный мальчик

Сначала Валентину казалось невероятным — смотреть в горько-соленой воде. Он с трудом решился открыть под водой глаза — ему казалось, что он сразу же ослепнет. Но в тот же миг перед Валентином предстал новый, сказочный мир, в чудесном зеленоватом сиянии, более захватывающий, чем самый-самый захватывающий пейзаж, который только может встретить человек на обожженной солнцем, сухой и голой земле. Вокруг плавали рыбки, покачивались голубоватые и розовые шляпки медуз, по перламутровому дну ползали маленькие, полупрозрачные рачки. Какая странная и невиданная жизнь существует в зеленой бездне моря! Валентин так пристрастился к новому, незнакомому миру, что стоял, погрузив голову в воду, пока не начинали болеть глаза или Нушка силой не вытаскивала его на берег. А когда он впервые надел и маску для подводного плавания, мир этот показался ему намного сказочнее.

На какое-то время Валентин забыл про свои мечты, для них просто не было времени. Да как будто не было и желания. Счастье, которое он испытывал от соприкосновения с этим теплым, лучистым миром, окружавшим его, было так близко и доступно, что не стоило напрягать свой ум и воображение, чтобы создавать другой. Мечты дремали, убаюканные морем. Золотистая жаровня дюн, колыхавшаяся с утра до вечера, как будто накаляла и само небо — такое же белое и сверкающее, как освещенная солнцем внутренность раковин. Даже море на горизонте блестело и кипело, как молоко. Они не отходили от него по целым дням. Валентин как-то незаметно вытянулся, высох, его движения стали намного увереннее.

Вечером они с Нушкой долго сидели на вымытых волнами прибрежных скалах. Было очень красиво, особенно когда всходила огромная луна, кровавая и живая, как только что вырванный аденоид. Валентину становилось даже немного страшновато, когда он видел ее такой. Потом луна быстро поднималась по небу, ее кровавое лицо очищалось до призрачности, она серебрила не только дальний горизонт, но и близкие, совсем близкие колени Пушки.

— Ты все молчишь! — сказала она недовольно. — Тебе скучно со мной?

— Вовсе нет! — искренне ответил он. — Даже наоборот.

— Даже наоборот? — она засмеялась. — Тогда поцелуешь меня в щеку?

Она сказала это так спокойно и естественно, что по телу Валентина пробежали мурашки. Неужели можно так обыкновенно говорить о столь необыкновенных вещах?

— Ты вообще слышишь меня? — недовольно спросила она.

— Конечно, слышу! — ответил он слабеющим голосом.

И поцеловал ее в щеку. Ее кожа была очень холодной, словно она только что вышла из воды. Тем горячее казалась волна, залившая его лицо. Но Нушка выглядела все такой же спокойной и даже как будто немного ленивой, поцелуй не произвел на нее какого-то особого впечатления. И Валентин вновь убедился, что он сам не похож на других, он совсем, совсем другой, что видит вещи, которые не видят другие, и ощущает все вокруг себя с какой-то нечеловеческой силой.

— Опять молчишь! — откликнулась она. — Тебе не понравилось?

— Понравилось! — вырвалось у него.

— Я в сущности сделала это только ради тебя! — внезапно сказала Нушка. — Знаю, что вы, мальчишки, только об этом и думаете.

— Я не такой! — обиженно вспыхнул Валентин.

— Тем лучше! — ответила Нушка и снова засмеялась.

— Тогда не буду зря и стараться!

И этот быстрый поцелуй, холодный, ошеломляющий, так и остался последним в его жизни. Нушка больше не предлагала поцеловать ее, даже как будто немного охладела к нему, хотя все так же ласково и сердечно наставляла его в море. Она знала, что отвечает за него «головой», как ее предупредил тот толстяк, его дядя. И было бы не совсем честным, если бы она вернула ему Валентина порядком нацелованным.

Так пролетели две счастливых недели. Только на третьей дядя вдруг вспомнил, что приехал сюда с какой-то миссией. В шесть часов они заканчивали игру, и он брал мальчика с собой на прогулку. Но где могут прогуливаться сангвинический толстяк и хрупкий чувствительный мальчик? Самое большее — это, конечно же, дойти до пивной. Все знают, что для тихих дружеских бесед вряд ли есть в мире место лучше, чем летние павильоны у моря. Здесь подавали чешское пиво, а для детей холодный лимонад. К тому же пиво помогает беседе, во всяком случае лучше, чем лимонад. Дядя умел расспрашивать — тактично, без особой назойливости или нажима. Незаметно располагал к себе своими детскими воспоминаниями о времени, проведенном у моря, своими детскими мечтами и выдумками. Мальчик смотрел на него с тайным интересом и вниманием — может быть, и он сам не единственный в своем роде экземпляр в этом странном мире людей.