Глеция Пантия Арвигдаль, преподавательница по бытовой магии, однозначно была недовольна моей язвительностью. Это демонстрировали ее поджатые губы, седые локоны, что дрожали вместе с ней.
Сжав кулаки, будучи натянутой словно струна, она пристально следила за моей хиксой, чтобы в случае чего не пропустить нападения. Ее женщина боялась больше, чем меня, что в какой-то степени даже было оправданно.
Моральными терзаниями Олли, в отличие от меня, себя не ограничивала.
— Волка своего убери, — потребовала седовласая женщина.
— Или что, глеция Арвигдаль? Вы не в том положении, чтобы приказывать. Вы даже моргнуть не успеете, как я обращу вас в пепел. Выкладывайте, что вам от меня понадобилось.
Дернись сейчас эта «старуха», что в двадцать восемь по глупости разом потеряла и красоту свою, и молодость, попытайся применить ко мне магию, и я бы не призвала огонь. Что бы ни говорила, а причинить реальный вред, смертельный я была не способна, но женщину, конечно, обезоружила бы.
Однако вместо того, чтобы поведать мне причину моего похищения да вынести требования, преподавательница внезапно безмолвно заплакала, затряслась сильнее и рухнула на пол, словно ноги ее подкосились, перестали держать.
Мне понадобился всего один вдох и всего один выдох, чтобы вокруг меня все незримо изменилось. Нет, глеция по-прежнему сидела на грязном полу в окружении искрящейся сети, не жалея дорогого платья и не имея сил объясниться, но теперь мне этого и не нужно было.
Ощутив притяжение — будто в небе синем горит ночная звезда, а коснуться ее я могу вот прямо сейчас, — я действительно дотронулась до женщины, но не руками, словно сущностью всей.
Образы, воспоминания, мысли, мечты и надежды — все это обрушилось на меня, но не имело лично ко мне никакого отношения. Я читала ЕЕ боль, ее страхи, ее отчаяние.
Через несколько минут уже знала: жизнь глеции Арвигдаль была не мила, ведь она лишилась главного — будущего.
Кто посмотрит на старуху? Кто отдаст ей свое сердце?
Никто. Ведь преимущественно влюблялись не в человека, а в его красоту, хоть и главным качеством она не являлась — это глеция уже поняла. Да только наказание ее за тщеславие и самолюбование было слишком страшным.
Его оказалось невозможно снять. Да и срока оно не имело.
Но с моим появлением надежда в преподавательнице проснулась. Она зорко следила за тем, как я с легкостью создаю сложные плетения, как без труда и усилий все выполняю и силу свою не жалею, словно она безгранична, неисчерпаема.
Я стала ее последней надеждой, но женщины активно избегала, что являлось чистой правдой. Не нравилась она мне — с таким характером друзей не сыщешь.
Не нравилась… А помогать все равно придется, потому что, если откажу, она руки на себя наложит — это видела отчетливо.
И вот правду же мне говорил Истол! Магов, которые законы магии даром своим нарушают, крадут беспробудно, чтобы в своих личных целях использовать.
Как будто так и надо!
— Поднимайтесь, — произнесла я холодно, скатившись с хиксы, чтобы подать руку глеции.
На мою протянутую ладонь женщина воззрилась неверяще. Слезы застыли в ее больших глазах стеклом.
— Поднимайтесь, — повторила я нетерпеливо. — А иначе я передумаю и не стану вам помогать.
— Ты мне поможешь?
Сомнения так и читались на лице, покрытом многочисленными морщинами и краской в безуспешной попытке их замаскировать. Преподавательница мне не верила — это было видно прекрасно, но и доказывать что-либо кому-то у меня не имелось ни единого желания.
Я вообще сейчас должна была находиться во дворце. А если еще и медлить станем, то кто-нибудь нас точно отыщет, и тогда…
В этом случае Истол стопроцентно усилит для меня охрану, не говоря уже о судьбе преподавательницы. А еще вероятнее — посадит на поводок, чтобы контролировать все мои перемещения.
И вот с одной стороны, мне должно быть приятно: раньше обо мне толком никто не заботился, но я слишком привыкла к своей свободе, чтобы позволять кому-то ограничивать меня.
Интересно, какой бы я была, если бы все свое детство провела во дворце? Наверное, кардинально другой.
— Что… что… ты делаешь?
Толком не успев подняться, глеция Арвигдаль попыталась отшатнуться от меня, наверняка ощутив магические колебания, но я крепко вцепилась в ее руку.
Честно говоря, я понятия не имела, с какой стороны подойти к проблеме женщины, так что действовала интуитивно. Метаморфозы с ее внешностью казались мне чем-то вроде проклятия, а значит, в наличии у нас должно было иметься плетение, которое я даже нашла.
Только нити оказались мне слишком знакомыми. Темно-фиолетовые — они олицетворяли магию, которая принадлежала домовым. И вероятнее всего, магию иллюзии.
— Глеция Арвигдаль, а не обижали ли вы кого-то из домовых перед тем, как ваша внешность изменилась? — спросила я и тут же поменяла свое решение: — А впрочем, мне это неважно. Извинитесь перед домовыми.
— И тогда я верну свою молодость? — На меня преподавательница снова смотрела с надеждой.
— Вашу молодость я вам уже вернула, но в следующий раз помогать не стану. Извинитесь перед домовыми.