— Кажется, вы мне не верите, сир?
— Как я могу вам не верить, сир, — тотчас возразил Фома, — если ваш человек принял меня в замке с такой любовью, и позаботился о моих недугах, и уложил в мягкую постель?..
Тут Ив боковым зрением приметил косматого человечка, некогда встреченного им в Броселиандском лесу; человечек этот кривлялся на самом краю обозреваемого мира, показывал кулачок, заросший жесткой шерсткой и далеко высовывал тонкий и вертлявый синий язык.
Неожиданно Ив понял, что его левый глаз пополз под бровь, наверх, к самому лбу, намного опережая правый, так что ему пришлось удержать этот непослушный глаз пальцем. Ему подумалось: нехорошо, если приезжий рыцарь это заметит. Он прикусил губу, надеясь слабой болью отвлечь свой глаз от движения, но только прокусил кожу до крови. Губа оказалась сухой и жесткой, как у ящерицы.
А косматый человечек выплясывал у самых ног сира Ива.
— Не спрячешься, братец, не спрячешься ты от чужих людей! –взвизгивал он. Голосок его звучал очень тихо, как будто доносился сквозь одеяло, но Ив слышал его совершенно отчетливо. – Все увидят тебя, братец, все поймут, кто ты такой.
— Брысь! – сказал ему Ив.
И тотчас глаз под его пальцем вернулся на прежнее место.
Молодой рыцарь уставился на Ива с изумлением.
— Это вы мне, сир? – осведомился он. – Это вы мне сказали «брысь»?
— Что? – Ив моргнул. – Нет, конечно. Как вы могли такое подумать! Вы же мой гость. О чем мы говорили?
Фома сказал:
— О том, что Бог всегда будет на стороне того, кто лучше вооружен и сам по себе сильнее. А будь сила всегда на стороне правого, не сумел бы, к примеру, Лестер одолеть меня и еще четверых противников на одном турнире, потому что характер у Лестера злой, и нравы у него низкие, и с женщинами он поступает грубо, а в довершение всего он жадный, — высказался Фома. – А в Божий суд я никак поверить не могу, сколько ни стараюсь. Только не говорите этого графу Уорвику, потому что он огорчится.
— Как можно не верить в то, что есть и существует как закон? – удивился Ив. – Вы же норманн, а Божий суд – норманнское установление!
— Мне–то откуда знать! – ответил Фома с досадой. – Человек или верит, или не верит. Граф Ричард говорит, что вера – драгоценный дар, но только не один, а целая корзина. В ней разные лежат драгоценности. – Он вдруг пристально посмотрел на Ива, как будто усомнился в том, что тот его понимает.
Но Ив понимал:
— Это как если бы рубин означал веру в Господа Иисуса, а изумруд – веру в Пресвятую Матерь Божью, а аквамарин поменьше размерами, чем изумруд, — веру в святого Гвеноле, а нить жемчужин – во все чудотворные часовни, что выстроились на бретонском берегу, а слиток золота – в Святого Михаила…
Фома сказал:
— Вроде того. Но там лежат и более мелкие, менее ценные камни, которые означают веру в справедливость законов, веру в Божий суд, веру в женскую любовь… Есть там и совсем никудышные вещи, которые люди принимают за хорошие, вроде веры в дурное влияние черных кошек…
— Я не верю в черных кошек, — сказал Ив.
— В вашей корзине нет этой штуки, — кивнул Фома. – А мне не досталось ни аквамарина святого Гвеноле, ни вашей жемчужной нитки, — просто потому, что я родился в другом месте, полагаю. Нет у меня и веры в женскую любовь. А еще я считаю, что Божьего суда не существует.
Ив же на это ответил:
— Однако случилось все так, как случилось, то есть замок Керморван вернулся ко мне, а сир Вран, мой дядя, лег в могилу.
— Не тот ли это сир Вран, который прожил больше сотни лет?
— Так и есть.
— Как же вышло, что вы – его племянник?
— А, ну это совсем просто! – обрадовался Ив. – Видите ли, моя мать, которая вышла замуж за моего отца, имела младшего брата. И этим братом как раз и был сир Вран. Поэтому он – мой дядя.
— Но вам же не сто лет?
— Думаю, сир, мне столько же лет, сколько и вам, но время бежит то быстрее, то медленнее, и если войти в Озеро Туманов, то там…
Тут лохматый человечек сильно поддал ему под коленки и, дернув за полу одежды, пропищал:
— Осторожней, братец! Зачем этому норманну знать про наше озеро?
— Убирайся к своему отцу дьяволу, — сквозь зубы проговорил сир Ив. И несильно топнул ногой, стряхивая человечка.
Фома раздул ноздри, потому что разозлился.
— Второй уже раз вы говорите мне нечто неподобающее, сир!
Ив удивленно посмотрел на него.
— Я с вами сейчас не говорил, — ответил он. – Лучше вот о чем подумайте, сир: вот вы очень удачно сказали про могилу. Ну, что мой дядя лег в могилу.
— Это вы сказали, — возразил Фома. Ему вдруг захотелось закончить странный разговор парой добрых ударов. – Я же ничего подобного не говорил, потому что вовсе не люблю могилы.
Но Ив пропустил эти слова мимо ушей.
— В аббатстве Креси–Гранж сохранилась моя могила, — проговорил Ив задумчиво. – Хочу как–нибудь навестить ее.
— Вы полагаете, это смешно? – поинтересовался Фома.