Озеро Туманов

Они таскали друг друга за волосы и мутузили кулаками, они катались по земле и лягались, и в конце концов малютка–чужак оказался сидящим у Эсперанса на груди, а его пальцы сомкнулись на горле бывшего солдата, и улыбка расползлась по безобразному лицу незнакомца. Теперь он был похож на жабу.

Эсперанс молчал.

Чужак немного ослабил хватку и приблизил глаза к глазам Эсперанса.

— Ну, что же ты? — осведомился он. — Проси пощады!

— Ну вот еще, — огрызнулся Эсперанс, — я ведь говорил тебе, что я — чудовище, а чудовища не просят пощады.

— В таком случае, ты останешься жить и увидишь, как она умрет, — объявил незнакомец и слез с груди Эсперанса.

Солдат сел, потом встал. Тяжесть оставалась, зловоние густо висело в воздухе, но сам незнакомец исчез.

Эсперанс схватился за голову и скорее побежал к Керморвану.

* * *

Новорожденного унесли. По словам заплаканной служанки, это был мальчик, вполне крепкий и здоровенький, только больно уж горластый. Его вопли разносились по всему Керморвану, и от них звенело в ушах.

Везде, как казалось Эсперансу, пахло кровью, хотя в самом покое госпожи Азенор было чисто прибрано, и сама она лежала на кровати очень тихая, бледная, тщательно умытая. Завидев Эсперанса, она улыбнулась — это была единственная награда, которую он получил от своей госпожи за все время служения.

Он отослал служанок — те повиновались, ибо он приучил их слушаться, — и уселся рядом с нею.

Она тихо заговорила:

— Что со мной?

— Ничего такого, чего не бывало с другими, — ответил Эсперанс.

— Что это означает? — опять спросила она.

— Это означает, что вы, моя госпожа, идете путем всякой плоти, — объяснил он.

— Это правда, что ты был монахом?

— Да.

— Почему же ты оставил эту стезю?

— Я захотел стать солдатом.

— Почему ты перестал быть солдатом?

— Мне вздумалось сделаться разбойником.

— А разбойником ты перестал…

Он преспокойно положил ладонь ей на губы, прерывая допрос.

— Тише, — сказал он и убрал ладонь.

Она спросила:

— Кто ты?

— Я люблю вас, — ответил он.

Они помолчали еще немного, и тут Эсперанс заговорил опять:

— Помните, моя госпожа, как был распят Господь?

Она удивленно вскинула на него глаза.

— Разумеется…

— И тот разбойник, что хулил на кресте Спасителя, — помните его?

— Неблагоразумный разбойник, — шепнула Азенор. — Ты уверен, что это подходящая тема, Эсперанс?

— Как я могу быть в чем–то уверен? Слушайте же. Когда–то, очень давно, один человек очутился в Святой Земле и тяжко заболел. Такое случается там сплошь да рядом, потому что климат Святой Земли сильно отличается от нашего.

— Я слышала, — сказала Азенор.

— Да? Очень хорошо. Ну вот, и когда этот человек пришел в себя, то принял благое решение сделаться тамплиером.

— Разве это благое решение? — удивилась Азенор. — Тамплиеры — еретики, осужденные святым престолом, и нам лучше не говорить об этих предметах.

Она выглядела по–настоящему испуганной, когда речь зашла о столь неприятной и опасной для спасения вещи.

— Правда ваша, — согласился с нею Эсперанс, — только тот человек не мог знать о том, что случится через двести лет, так что и судить его строго мы не будем — ведь намерения у него были самые что ни есть благие! Итак, он сделался тамплиером и отправился на битву с сарацинами. Уж это–то деяние вы никак не можете назвать неподходящим для спасения души!

Азенор промолчала, и Эсперанс счел за лучшее просто продолжить рассказ.

— Случилось все это во времена прокаженного короля Болдуина, который был в те годы ребенком. И вот, коротко говоря, в сражении с лютыми язычниками неподалеку от Брода Иакова оказался наш тамплиер вместе с другими братьями отрезан от своих. А сарацины, как вам, быть может, известно, никогда не брали тамплиеров в плен живыми, ибо считали это за бесполезное дело, поэтому тамплиеры отбивались весьма отчаянно, как люди, заранее обрекшие себя смерти.

И в конце концов, наш герой остался совершенно один. Вот тогда он обратил свой взор к небесам и увидел, что они померкли и сделались фиолетовыми — не то потому, что надвигались сумерки, не то по еще более простой причине — ведь он готовился умереть. В тот самый миг этот наш тамплиер и принял имя Эсперанса, потому что ничего, кроме надежды, у него не оставалось, и помчался что было сил…

Азенор опустила веки, словно ее до крайности утомили злоключения этого Эсперанса, закончившиеся — так или иначе — более сотни лет назад.

Но нынешний Эсперанс как будто не замечал ее состояния и с жаром продолжал:

— И вот бежал он, как безумный, и за ним гнались эти дьяволы в тюрбанах, со сверкающими зубами на черных лицах. Но постепенно они отстали, ибо он забежал в гиблые леса. И в этих лесах стоял замок. Знаете ли вы, моя госпожа, кому он принадлежал?

Азенор сказала:

— Нет.

— А напрасно! — вскричал Эсперанс, увлекаясь рассказом.

Он вскочил и взмахнул руками, и на мгновение ему почудилось, будто древний, наполовину разрушенный, замок обрисовался в воздухе. Видны были его квадратные башни с тяжелыми зубцами, серая трава, проросшая между гигантскими валунами, заваленные камнями подвалы и окна, из которых высыпался песок…