Ожерелье княжны Гальшки

— Нетерпеливая я, когда дело касается будущего дочери.

Илья облегченно вздохнул:

— В таком случае, княгиня, мы с вами единомышленники.

— Мне это приятно слышать, князь. Однако…

— Что?

Катажина неожиданно стала серьезной. Куда только подевалась недавняя игривость? Ее будто подменили.

В глазах уже чувствовалась не озорная молодость, в движении рук — не страстная привлекательность. Да и осанка как-то сразу изменилась. Костелецкая стала похожа на хищную птицу, которая, выследив долгожданную добычу, не спешит расправиться с ней, а старается перед этим получить как можно большее удовольствие.

От такого резкого изменения ее внешнего облика, не говоря о поведении, Илье стало не по себе. Он также внезапно посерьезнел, даже появилась столь не характерная ему скованность. Он ожидал объяснения от Костелецкой: что же послужило причиной, что будущую тещу стало не узнать?

— Однако, князь, — нарушила молчание Катажина, — хотелось бы быть убежденной, что Беата, выйдя за вас замуж, будет уверенно чувствовать себя в вашем доме. — Сразу поправилась: — В своем доме!

— О чем разговор? Я ее и пальцем не трону!

«Мальчишка, — подумала Костелецкая, — совсем мальчишка. Но баснословно богатый мальчишка!»

— Я в этом, князь, не сомневаюсь.

— А в чем?

— Насколько я знаю, у вас есть младший брат.

— Константин-Василий, его родила моя мачеха.

— Он наследник, как и вы.

— Естественно. Что в этом удивительного?

— Ничего удивительного в этом нет, — согласилась она, — но сами понимаете…

— Не понимаю.

— Мне это, конечно, неприятно говорить вам, но и промолчать не могу. Как бы лучше сказать…

— Говорите, я пойму.

— Все мы, князь, смертные.

Илья окинул Костелецкую взглядом, будто изучая ее:

— Княгиня, да вам еще жить и жить!

— Я не о себе, князь.

— Не о себе? — Острожский испугался. — Вы хотите сказать, что может что-нибудь случиться с Беатой?

— Причем здесь Беата?

— Что-то вы, княгиня, — Илье перестала нравиться та загадочность, с которой говорила Катажина, и его скованность сразу же исчезла: — Не договариваете. Будто бы чего-то боитесь.

— Я за вас боюсь.

— За меня?!

— Конечно. Но больше за свою дочь. Если она станет вашей женой, то…

— И какая же опасность меня подстерегает? — Острожский скептически улыбнулся.

— А вы, князь, не улыбайтесь. Всякое может случиться.

— С любым может.

— Любые меня не интересуют.

— Извините, — разговор Илье уже не нравился, — а чего это вы обо мне так беспокоитесь?

— Повторяю, не о вас, а о дочери.

— И что я должен сделать?

— Вот это мужской разговор.

— Спасибо, княгиня, что мы, наконец, нашли общий язык.

Костелецкая пропустила мимо ушей его иронию:

— Раз у вас есть брат, мне бы не хотелось, чтобы после вашей смерти он стал единственным наследником Острожских.

— Он и по закону не может быть единственным наследником, — этот разговор Илье уже опротивел, но, чтобы сразу же не обострять отношения с будущей тещей, вынужден был поддерживать его.

— Законы я знаю.

— А законы соблюдаются.

— Какой вы, князь, непонятливый. Я должна быть уверена, что вы, в случае чего, оставите завещание, в котором конкретно укажете, что останется за Беатой.

— Княгиня, почему вы меня хороните? — вздохнул Острожский.

— Я — мать, князь.

С этим, Илья, конечно, не мог не согласиться. Как и с тем, что в случае его смерти Беату не оставят без наследства. Но умирать ему в таком возрасте не хотелось, а получалось, что Костелецкая словно подталкивает его в могилу. Но своего недовольства так и не высказал. Важнее то, что теперь не должно быть препятствий находиться рядом с возлюбленной. Поэтому и сказал Катажине то, чего она так ожидала:

— Если что случится, не сомневайтесь, Беата получит причитающееся ей наследие. Ведь Константин-Василий совсем еще юный.

Сказав это, еще больше опечалился. Получалось, что в самом деле сам себя хоронит.

— Выше голову, князь, — взбодрила его Катажина. — Никак по Беате соскучились?

Стоило прозвучать имени возлюбленной, как от печали и следа не осталось.

— Да, заждался!

— Степан! — позвала Костелецкая слугу.

— Здесь я! — появился тот мгновенно.

— Где княжна?

— Как обычно, в своей комнате.

— Скажи, что жених пришел, — произнося это, Костелецкая подмигнула Острожскому. — Оставлю вас, князь, наедине. Понимаю, дело молодое.

Она поспешила скрыться до того во времени, пока появится дочь.

Хотя Илья начал догадываться, что мать с дочерью заранее договорись о разговоре, а только после этого появится Беата, от мысли, что с Костелецкой он быстро нашел взаимопонимание, на сердце стало легко. Не удручало даже то, что Катажина завела разговор о том, как будет жить ее дочка, если он невзначай умрет. Хоть сначала и опечалился, воспринял это как обычное беспокойство матери за своего ребенка. Невзирая на то, что здоровьем никогда не мог похвастаться. Впрочем, на него особого внимания и не обращал. Жил, как все мужчины из богатых семей.

Рано садился на коня. Рано брал в руки оружие.

И также рано чувствовал радость победы или переживал горечь поражения.