Ожерелье княжны Гальшки

Илья, увидев в глазах Беаты слезы, очень удивился.

— Ты плачешь?

— От счастья, любимый.

Беата крепко прижалась к нему, он почувствовал, как тревожно стучит, будто у пойманной птицы, ее сердце.

— И я счастлив, — ответил князь. — Счастлив, что ты моя…

Свадьбу назначили на 3 февраля 1539 года.

Стоял морозный день, но в помещении было так натоплено, что стало даже жарко. Собрались сотни приглашенных. Было даже несколько тесновато. Но на это никто не обращал внимания. Каждый старался сказать жениху и невесте самые лучшие, самые теплые слова. Все преподносили дорогие подарки. И в этом стремились превзойти друг друга.

Костелецкая, внезапно помолодевшая, была счастлива не меньше молодых. От мысли, что дочь выходит замуж за богатейшего человека в Великом Княжестве Литовском, ей становилось особенно радостно. Одно, правда, омрачало этот торжественный день. Мечтала, чтобы на свадьбе дочери присутствовал и король. Но в то время Сигизмунд отдавал замуж за венгерского короля Яна Заполью свою старшую дочь Изабеллу, поэтому приехать не мог. Катажина не слишком огорчалась. Особенно, когда наблюдала за дочерью и зятем, все больше убеждаясь, насколько они подходят друг другу.

А Беата с Ильей, казалось, никого не замечали вокруг, счастливые, что с этого момента уже всегда могут быть рядом, и уверенные, что их никто и ничто не разлучит. Поскорее хотелось остаться вдвоем. Заново пережить те минуты единения, когда больше ни о чем не хочется думать, только о том, чтобы до бесконечности продолжалось наслаждение, а душа летала в заоблачных высотах, не спеша опускаться на землю.

Нетерпение сжигало Беату и еще по одной причине. Перед венчанием Илья заявил ей:

— Готовлю тебе сюрприз.

— Что еще за сюрприз? — попыталась узнать она.

— Сюрприз на то и сюрприз, чтобы о нем до поры до времени не знать.

— Тогда хоть скажи, когда его ожидать.

— В первую брачную ночь.

— Что ты задумал? — в глазах Беаты зажглись озорные искорки.

— Совсем не то, о чем ты думаешь, — Илья рассмеялся.

— И не стыдно тебе? — начала укорять его княжна.

— За что?

— Сам же провоцируешь…

— На что?

Тогда они едва не поругались, а теперь, сидя за свадебным столом, Беата сгорала от нетерпения. Что же за сюрприз подготовил ей муж? Но виду не подавала, спрашивать не осмеливалась, будучи уверенной, что Илья опять начнет отшучиваться.

Только глубоко за полночь гости начали расходиться по отведенным им комнатам. Беата и Илья с облегчением вздохнули. Наконец они могли остаться одни. Катажина подошла к дочери и зятю, ведь понимала, насколько новобрачным надоело постоянно находиться в центре внимания.

— Спокойной ночи, дети.

Но не была бы Костелецкая Костелецкой. Вслед за этим обычным пожеланием прозвучало то, что повергло в краску не только Беату, но и Илью. Князя, может быть, даже в большей степени, потому что он, оторванный от городской жизни, имел приблизительное представление о царивших в высших аристократических кругах нравах, когда в Кракове все больше начали перенимать европейские манеры, ведущие к вседозволенности во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной.

— Хотя какой покой может быть в брачную ночь! — после этих слов Катажина многозначительно улыбнулась.

— Мама, как не стыдно? — попыталась урезонить ее дочь.

— То, что естественно, стыдным быть не может, — философски рассудила Костелецкая.

Илья не знал, что на это ответить. Поэтому решил промолчать, хоть ему и стало стыдно за такую грубую откровенность тещи. Не будешь же перечить ей в такой момент.

Выручила Беата:

— И тебе спокойной ночи, мама.

— Спокойной ночи, — машинально повторил Илья.

— Вот мы и одни, дорогая, — нежно сказал он, когда молодожены вошли в свою комнату.

— Как я ждала этой минуты, — Беата, не ожидая, когда Илья обнимет ее, сама прижалась к нему всем телом так сильно, что супруг едва устоял на ногах.

— И я также, — он прикоснулся губами к мочке ее уха, жадно проведя языком.

От этого прикосновения она вздрогнула, ноги стали подкашиваться.

— Минуточку…

Илья бросился к высокому сундуку, стоявшему в углу, приподнял тяжелую крышку.

Ничего не понимая, Беата внимательно следила за действиями мужа.

— Сейчас…

Видно было, что князь что-то усердно ищет. Он выбросил из сундука кафтан, следом на пол полетел кусок ткани, которая, видимо, чем-то была особенно дорога семейству Острожских, поэтому так старательно сохранялась, а за нею более мелкие вещи. Казалось, сундук бездонный. Когда терпение у Беаты почти иссякло, Илья радостно воскликнул:

— Наконец!

В руках он держал большую медвежью шкуру.

— Зачем она тебе? — удивилась княжна.

— Ты же знаешь, что в детстве меня родители помолвили с Барбарой Радзивилл?

— Нашел время вспоминать!

— Не обижайся. Прошу тебя, внимательно меня выслушай.

— Если так не терпится, — неопределенно ответила Беата.

— Я быстро… Юрий Радзивилл и мой отец после помолвки отправились на охоту и убили двух медведей. После чего договорились сохранить шкуры до свадьбы.

Беата по-прежнему ничего не понимала.

— Если ты не против, она и будет нашим брачным ложем!

Больше не произнося ни слова, Илья бросил шкуру на пол.