Ожерелье княжны Гальшки

Была бы рядом мать, поделилась с ней. Но она далеко. Поехать к ней, конечно, можно, однако Илья сразу заподозрит неладное. А этого Беата боялась не меньше, чем его плохих снов. И не хотела, чтобы он потерял веру. Ибо как без веры жить? Она была католичкой, а Илья православным, и когда познакомились, надеялась перетянуть его на свою сторону. Он же, только услышав об этом, решительно запротестовал:

— Православным буду всегда. До последнего вздоха.

— А разве католиком хуже? — все еще пыталась переубедить, однако он и слышать не хотел. Даже приводил примеры, как представители этой веры, язвительно подчеркивая «твоей веры», вершили и вершат далеко не праведные дела.

Тогда Беата не знала, что и ответить. Понимала, что не все православные такие уж хорошие, как кажется, только примеров у нее не было.

Илья был очень образованным, это она понимала, но когда поселилась в Остроге, узнала, что его отец, князь Константин Иванович — истинный поборник православия, самоотверженно служивший ему, сделал все, чтобы своим детям привить веру.

Да что дети, все окружение Острожских с гордостью называло себя православными, но в тоже время предвзято относилось к католикам. Если же кто-либо исповедовал эту веру, то должен быть делать это неприметно. Чтобы исповедоваться, нужно было идти в окрестные деревни, в которых не везде католицизм был изжит.

Беата не к матери поехала, а поспешила в одну из таких деревень.

Встретил ее хорошо знакомый ксендз — немолодой, с морщинистым лицом, именно таким она больше доверяла, чем тем, которые только начинали нести службу.

— Давно не видел тебя, княгиня, — чувствовалось, что он ожидал ее прихода.

— Все времени нет, святой отец. Да и сам знаешь, какие нравы ныне в Остроге царят.

— Молодые князья непримиримы к нашей вере, как их отец?

— Константин-Василий, можно сказать, — дитя еще…

— Щедро посеянные злые семена рано всходы дают, — ксендзу не понравилось, с каким спокойствием она говорила о том, что происходит в Остроге. — Но не столько это страшно. Все, что ни есть на земле, благодаря Божьей благодати к жизни тянется. Беда в том, что, к сожалению, немало тех, кто спешит попробовать плод созревший, не задумываясь о том, к каким последствиям это может привести. А ты, княгиня, говоришь, что юн князь Константин-Василий. Он как раз в таком возрасте, когда энергии много, но не всегда она в нужное русло направлена.

Беата готова была слушать до бесконечности, потому что со всем была согласна.

Согласилась даже и с тем, что брату мужа возраст не помеха свое дело вершить. И хотя с Константином-Василием они никогда эту тему не затрагивали, чувствовала княгиня, что он совсем не такой, каким показаться желает. Догадывается Беата, как много у него на душе такого, что спрятано и только со временем раскроется, обретя свой истинный смысл.

— А муж твой, князь Илья, как себя поводит?

— Из-за Ильи, святой отец я и пришла.

— Спасение ищешь, ибо к вере своей принуждает?

— Как раз и не принуждает.

— Остепенился? Это хорошо. Глядишь, на свою сторону его и перетянешь.

— Я давно, святой отец, об этом мечтаю. Да вот беда…

— Какая еще беда?

— Нездоровится князю Илье.

— В чем-то перед Богом, значит, провинился.

— Святой отец, — Беата заплакала и стала на колени, — прошу тебя, сделай так, чтобы выздоровел муж мой. Молись за его здоровье, как и я, несколько раз на день.

— Твоей просьбе, княгиня, я внемлю. Но не только потому, что ноша, Богом мне данная, такая, а из уважения к тебе. А еще верю, что послушается тебя князь Илья, смирит гордыню свою. Если нашу веру не примет, то хотя бы с пониманием к ней начнет относиться. Вреда приносить не будет. Да и детей своих в нее посвятит.

— Посвятит, святой отец!

— Хорошо, что ты в этом уверена. Совершенное тобой, княгиня, воздастся благодатью Божьей. А с Божьей помощью и постоянным молением мы добьемся, что выздоровеет твой муж.

Вселилась надежда в душу Беаты после разговора. Но той убежденности в лучшем, о которой говорил ксендз, княгине мало показалось. Не могла забыть, какие плохие предчувствия вызвал рассказ Ильи о своих снах. Решила с ворожбиткой поговорить, которая проживала при замке.

Выслушала та, как и подобает, Беату внимательно.

Карты перед собой разложила. С места на место их перекладывает. Что-то при этом себе тихо говорит.

Видит княгиня, как постепенно лицо гадалки все больше сосредоточенным становится, а узловатые пальцы то одну, то другую карту придерживают. Не нравится, что они показывают. Наконец положила карты перед собой, задумалась.

Тревожно стала Беате. Чувствует, ничего хорошего карты не сулят. А гадалка только время выигрывает, чтобы сразу не опечалить. Помолчала она, помолчала, да и сказала:

— Не хотелось бы мне, княгиня, тебя печалить, только такая уж доля моя — говорить правду даже тогда, когда она горькая.

Не сказала гадалка еще правды этой, а Беата не просто заплакала, а слезами горькими залилась.

Гадалка даже растерялась:

— Что же это ты, княгиня, такая слабая.

— Не слабая, а за мужа своего боюсь.

— Мужа ты можешь еще спасти.

— Могу? — обрадовалась Беата.

— Можешь, если меня внимательно выслушаешь.