Ожерелье княжны Гальшки

А что Трофимыч не лукавил, Сангушко убедился, когда три больших мешка из кожи внесли в избу, где он расположился с супругой. Чего в них только не было! Сушеная рыба и вяленая, мороженая лосятина и медвежатина, вареные тушки зайцев и запеченные куропатки. Нашлись и вино с медовухой.

— На свадьбу хватит… — удивилась Гальшка.

— Мы и организуем такое застолье, словно свадьбу вашу отмечаем, — улыбнулся Трофимыч.

— Лишнее это, — смутился Дмитрий, а Гальшка и вовсе зарделась.

— Да и… — вдруг замолчала княжна.

Но Трофимыч сразу же догадался, что та имела в виду.

— Припасов хватит вам и на дорогу, — успокоил он. — Два мешка нетронутыми останутся. Из этого и трети не съедим.

— Тогда гуляем! — засмеялась княжна.

— Гуляем! — поддержал ее Сангушко.

Веселились полдня, не зная устали. Были настолько щедрыми, что пригласили за стол даже некоторых жителей деревушки, а остальным дали продуктов и вина.

— Дай Бог вам счастья, детки, — говорили пожилые полешуки, а еще напоминали: — Рады вам, но долго не задерживайтесь. У нас природа капризная. Сегодня мороз лютый, а завтра может оттепель начаться, болото быстро растает.

Что нельзя долго задерживаться, все больше убеждался и Сангушко. Тем более теперь, когда есть продовольствие, а крестьяне давно обещали дать на дорогу лошадям фуражу. Напомнил о необходимости собираться в дорогу и Трофимыч.

— Я бы на твоем месте завтра отправился в путь, — посоветовал он.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Сангушко.

— Не знаю, как мне в таком случае поступить…

— Ты о чем? — не понял князь.

— Может, вас немного провести?

— Лишнее это, — уверенно сказал Дмитрий. — Будет проводник из крестьян.

— В таком случае я со своими людьми возвращаюсь. Да и князю Константину будет приятно узнать, что у вас все в порядке.

— А мы пойдем через болото.

На следующий день так и сделали. Полешуки оказались правы. Утром от недавнего мороза и следа не осталось. С юга ветер принес тепло, и погода резко изменилась. Снег, еще недавно хрустевший под ногами, словно ему было больно от того, что по нему ходят, начал таять, ступать становилось тяжело, а лошадям тем более.

Проводник, невысокого роста, о таких обычно говорят «мужичок с ноготок», забеспокоился:

— Если так и дальше пойдет, быть беде.

— Ведь зима еще, — Сангушко не терял оптимизма.

— Она на исходе, — возразил проводник, — а пробираться через болото не один день.

— Успеем, — заверил князь.

— Это от вас зависит, я-то дорогу хорошо знаю. Не однажды преодолевал это болото.

— На вас и надеемся, — сказал Дмитрий и обратился к сотнику: — Время прощаться?

— Надеюсь, еще встретимся! — Трофимыч обнял его.

— Обязательно, так и передай крестному.

Через минуту всадники начали разъезжаться в противоположные стороны. Проводить их собралась вся деревня. Сангушко вскочил на коня, посадив впереди Гальшку. Поэтому лошадь, отведенная ей, осталась свободна, предложил ее проводнику.

— Так не пойдет, князь, — возразил тот. — Я пойду впереди, нащупывая дорогу, иначе лошади могут обрезать ноги, а то и вовсе поломать их. Если же утомлюсь, а местность будет лучше, охотно пересяду на коня.

Отряд начал осторожно, хотя и уверенно продвигаться. Оглянувшись назад, Сангушко заметил только жителей деревушки, которые махали им на прощание, а конники Трофимыча уже скрылись в лесу.

От увиденного у князя Дмитрия, хоть он никогда не был сентиментальным, на глаза навернулись слезы. Гальшка же, наоборот, не скрывала радости.

— Как интересно! — восхищалась она.

— Что? — не понял Дмитрий.

— Ехать. Неужели не понимаешь? — удивилась она. — Это же так прекрасно! Незнакомая дорога, опасности, которые подстерегают нас.

«Совсем еще ребенок», — подумал он, зная, как непредсказуемо она может повести себя. Теперь не сомневался, что настроение ее будет часто меняться, по несколько раз на день. Будут и слезы, и упреки, что зря поддалась его уговорам и оставила мать. А потом все это снова сменится радостью. Но любил ее именно такой. Не жалел, что собственное благополучие поменял на мытарства, неизвестность, когда нет уверенности, чем все это может завершиться.

— А ты не боишься? — вдруг спросила Гальшка.

— Чего? — удивился Сангушко.

— Опасностей!

— Смотря каких, — неопределенно ответил он.

— А я не боюсь, — Гальшка обернулась к нему, посмотрев полным любви и восхищения взглядом, — когда ты рядом.

Князю после этого от одной только мысли, что иногда способен ее обидеть, стало стыдно. И он, отпустив поводья, прижал Гальшку к себе и произнес, будто и в самом деле это было так:

— Мне тоже не страшно рядом с тобой.

— Правда? — глаза княжны стали озорными. Если бы была возможность, она первой бы начала его целовать.

— Правда.