Ожерелье королевы

Он даже не потрудился скрыть свое впечатление. Да и зачем? Он не верил ни в достоинство, ни в происхождение Жанны; он видел, что она хороша собой и бедна; он смотрел на нее – этого было довольно.

Жанна, замечавшая все, догадалась, что ее будущий покровитель составил себе неблагоприятное представление о ней.

– Значит, – беззаботно произнес де Роан, – вы в самом деле несчастны?

– Я не жалуюсь, ваше высокопреосвященство.

– Да, мне преувеличили затруднения, которые вы испытываете.

Он огляделся вокруг.

– Квартира удобная, хорошо меблированная.

– Для гризетки – безусловно, – отвечала Жанна, горя от нетерпения вступить в бой, – я с вами согласна, ваше высокопреосвященство.

Лицо кардинала выразило изумление.

– Как? – воскликнул он. – Вы называете эту обстановку – обстановкой гризетки?

– Полагаю, ваше высокопреосвященство, что вы не могли бы назвать ее обстановкой принцессы, – отвечала она.

– А вы – принцесса, – отвечал он с той неприметной иронией, которую только изысканные умы или люди знатного рода умеют подмешивать в свою речь так, чтобы не превратиться при этом в наглецов.

– Я – урожденная Валуа, ваше высокопреосвященство, так же как вы родились Роаном. Вот все, что мне известно, – отвечала Жанна.

Эти слова были произнесены так отчетливо и с таким величием – величием непокоренного несчастья, величием женщины, чувствующей свою обездоленность, они были сказаны так мягко и в то же время с таким достоинством, что принц не был уязвлен, а человек в нем был растроган.

– Вы живете одна, сударыня? – спросил он.

– Совершенно одна, ваше высокопреосвященство.

– Для такой молодой и красивой женщины это прекрасно!

– Это вполне естественно, ваше высокопреосвященство, для женщины того общества, в какое ее загнала нищета.

Кардинал подвинул кресло, как бы для того, чтобы придвинуть ноги к огню.

– Сударыня! – сказал он. – Я хочу знать, чем я могу быть вам полезен.

– Ничем, ваше высокопреосвященство.

– Я надеюсь, вы еще не исчерпали все свои средства, сударыня?

Жанна промолчала.

– Может быть, у вас есть где-нибудь земля, пусть и заложенная, какие-нибудь фамильные драгоценности, например, вот эта?

Он указал на коробочку, которой играли белые, тонкие пальцы молодой женщины.

– Эта? – переспросила она.

– Оригинальная коробочка! Вы позволите? Он взял коробочку.

– Вам известен оригинал этого портрета? – спросила Жанна.

– Это портрет Марии-Терезии.

– Марии-Терезии?

– Да, императрицы Австрийской.

– В самом деле? – вскричала Жанна. – Вы уверены, ваше высокопреосвященство?

Кардинал снова принялся разглядывать коробочку.

– Откуда она у вас? – спросил он.

– От одной дамы, которая приезжала ко мне позавчера.

Кардинал посмотрел на коробочку с особым вниманием.

– Я ошибаюсь, ваше высокопреосвященство, – продолжала графиня, – у меня были две дамы.

– И одна из них вручила вам эту коробочку? – с недоверием спросил он.

– Она забыла ее у меня.

Кардинал погрузился в глубокую задумчивость. Заинтригованная графиня де Валуа решила, что ей необходимо быть начеку.

Кардинал поднял голову и внимательно посмотрел на графиню.

– А как зовут эту даму?

– Если бы я знала даму, которая оставила здесь эту бонбоньерку…

– Так что же?

– Я уже отослала бы ее владелице. Она, конечно, дорожит ею, а я не хотела бы отплатить сорокавосьмичасовым беспокойством за столь благосклонное посещение.

– Стало быть, вы ее не знаете?..

– Нет. Мне известно только, что это дама-патронесса некоего благотворительного общества… Из Версаля…

– Из Версаля?.. Патронесса некоего благотворительного общества?

– Ваше высокопреосвященство! Я принимаю у себя только женщин, ибо женщины не унижают бедную женщину, оказывая ей помощь, а эта дама, которой благожелатели осветили мое положение, нанесла мне визит и положила на камин сто луидоров.

– Сто луидоров! – с удивлением повторил кардинал и, поняв, что может уколоть Жанну (а Жанна в самом деле сделала какое-то движение), прибавил:

– Простите, сударыня, меня нисколько не удивляет, что вам дали такую сумму. Напротив, вы заслуживаете милосердия людей сострадательных, а принимая во внимание ваше происхождение, они обязаны быть вам полезны. Меня удивляет только титул дамы-благотворительницы: ведь обычно дамы-благотворительницы оказывают вспомоществование не столь солидное. Не могли бы вы набросать мне портрет этой дамы, графиня?

– Это трудно, ваше высокопреосвященство, – отвечала Жанна, желая раздразнить любопытство своего собеседника.

– Как трудно? Ведь она же была здесь?

– Да, конечно. Но эта дама, вероятно, не желая, чтобы ее узнали, прятала лицо в довольно широкий капюшон, а кроме того, она была закутана в меха. Но, может быть, эту даму знаете вы, ваше высокопреосвященство?

– Откуда же я могу ее знать, графиня? – живо спросил прелат.

Он умолк.

Но было совершенно очевидно, что он сомневается и что при виде коробочки в квартире графини все его подозрения снова зашевелились. Этот портрет Марии-Терезии, эта коробочка, которой постоянно пользовалась королева и которую кардинал сто раз видел у нее в руках, – как могли они очутиться в руках нищенки Жанны?