Ожерелье королевы

Сначала Босир был удивлен, увидев, что дверь заперта на засов.

Затем он удивился, что так громко кричит мадмуазель Олива.

Наконец он удивился, войдя в комнату и не обнаружив в ней своего свирепого противника.

Обыск, угрозы, призыв. Раз человек прячется, значит, он боится, а если он боится, значит, торжествует Босир.

Олива заставила его прекратить поиски и отвечать на ее вопросы.

Босир, с которым обошлись грубовато, возвысил голос.

Олива, знавшая, что, коль скоро состав преступления исчез, она уже ни в чем не виновна, кричала так громко, что Босир, дабы заставить ее умолкнуть, закрыл или, вернее, хотел закрыть ей рот рукой.

Но он просчитался: вполне убедительный и примирительный жест Босира Олива истолковала иначе. Быстрой руке, приближавшейся к ее лицу, она подставила руку, столь же ловкую, столь же легкую, какой только что была шпага незнакомца.

Она ударила Босира по щеке.

Босир сделал боковой выпад правой рукой и ответил ударом, который отразил обе руки Оливы и заставил покраснеть ее левую щеку.

– Ты злая тварь, – сказал он, – ты меня разоряешь.

– Это ты меня разоряешь, – возразила Олива.

– Тебе не хватало только брать любовников, – заявил он.

– А как ты назовешь всех этих жалких людишек, которые сидят рядом с тобой в игорных домах, где ты проводишь дни и ночи?

– Я играю, чтобы жить.

– Ив том отлично преуспеваешь: мы умираем с голоду. Блестящее предприятие, клянусь честью!

– А тебе с твоим предприятием придется плакать, когда тебе порвут платье, потому что у тебя нет денег, чтобы купить новое. Выгодное предприятие, черт подери!

– Получше твоего! – в бешенстве закричала Олива. – И вот доказательство!

Она вынула из кармана пригоршню золотых и швырнула их через всю комнату.

Когда Босир услышал, как этот металлический дождь зазвенел по дереву мебели и по плитам пола, у него началось головокружение; можно было подумать, что это от угрызений совести.

– Луидоры! Двойные луидоры! – воскликнул сраженный наповал Босир.

Олива протянула к нему руку с новой пригоршней металла. Она бросила его в лицо ослепленного им Босира.

– Ого! – снова заговорил он. – Да она богачка, наша Олива!

– Теперь, – продолжал пройдоха, – ты предоставишь мне щеголять в выцветших чулках, в порыжевшей шляпе с дырявой, рваной подкладкой, а сама будешь держать свои луидоры в шкатулке. Откуда взялись эти луидоры? От продажи моего тряпья, которую я совершил, связав мою печальную судьбу с твоей судьбой.

– Мошенник! – еле слышно произнесла Олива. Она вынула из кармана оставшееся золото – приблизительно луидоров сорок – и стала подбрасывать их на ладонях.

Босир едва не сошел с ума.

– Сейчас ты выйдешь на улицу, – заявила Олива.

– Приказывай! – отвечал он. – Приказывай!

– Ты сбегаешь в Капюсен-Мажик на улицу Сены; там продаются домино для бала-маскарада.

– И что же?

– Ты купишь мне костюм, маску и такого же цвета чулки. Себе купишь черный, мне – белый атласный.

– Повинуюсь.

Глава 21. МАЛЕНЬКИЙ ДОМИК

Мы оставили графиню де ла Мотт на пороге особняка, когда она провожала глазами быстро удалявшуюся карету королевы.

Когда ее очертания стали неразличимы, когда стук ее колес стал неслышен, Жанна села в наемную карету и вернулась домой, чтобы надеть домино и другую маску, а также чтобы посмотреть, не произошло ли у нее чего-нибудь новенького.

И в самом деле: у привратника ждал ее старик.

Этот старик был слугой де Рогана и теперь принес от его высокопреосвященства записку, в которой заключалось следующее:

«Графиня!

Вы, конечно, не забыли, что мы с Вами должны уладить кое-какие дела. Быть может, у Вас короткая память, но я никогда не забываю тех, кто пришелся мне по нраву.

Я буду иметь честь ждать Вас там, куда, если Вам будет угодно. Вас проводит податель сего».

Письмо заканчивалось пастырским крестом. Графиня де ла Мотт, сначала раздосадованная этой задержкой, поразмыслив с минуту, примирилась с той характерной для нее быстротой, с какой она принимала решения.

– Садитесь с моим кучером, – сказала она старику. Старик сел с кучером, графиня де ла Мотт села в карету.

Десяти минут было довольно, чтобы доставить графиню к въезду в Сент-Антуанское предместье, где высокие деревья, старые, как само предместье, прятали от всех взглядов один из тех хорошеньких домиков, которые были построены при Людовике XV.

– Ах, вот оно что! Маленький домик! – пробормотала графиня. – Это вполне естественно со стороны великого принца, но весьма унизительно для представительницы рода Валуа!.. Наконец-то!

Это слово, произнесенное не то с покорностью, вызвав? шей вздох, не то с нетерпением, вызвавшим восклицание, обнаружило все таившееся в ее душе ненасытное честолюбие и безумную алчность.

Но она еще не успела переступить порог особнячка, как решение уже было принято.

Ее вели из комнаты в комнату, другими словами – от одной неожиданности к другой, и привели в маленькую столовую, обставленную с отменным вкусом.

Здесь она увидела ожидавшего ее в одиночестве кардинала.

При виде ее он встал.

– А, вот и вы! Благодарю вас, графиня, – сказал он и, подойдя, поцеловал ей руку.