Ожерелье королевы

Шарни торжественно повторил свой жест – жест обвинителя.

– Меня? Меня? – ударяя себя в грудь, спрашивала королева. – Вы видели меня?

– Да, вас. Во вторник на вас было зеленое платье в полоску, переливающуюся золотом, в среду – ваше платье в больших голубых и красноватых разводах. А вчера, вчера на вас было шелковое платье цвета сухих листьев, в котором вы были, когда я поцеловал вам руку в первый раз! Это вы, это в самом деле вы! И я, умирая от горя и от стыда, говорю вам: «Клянусь моей жизнью, клянусь моей честью, клянусь моим Богом; это были вы, это были вы!»

Королева вышла на террасу и начала ходить большими шагами, мало беспокоясь о том, что обнаруживает свое странное волнение перед зрителями, которые снизу пожирали ее глазами.

– Если бы я тоже дала клятву… – произнесла она, – если бы я поклялась моим сыном, моим Богом.., у меня, как и у вас, есть Бог… Нет, он мне не верит!.. Он мне не верит!

Шарни опустил голову.

– Безумец! – тряхнув его за руку, прибавила королева и увлекла его с террасы в комнату.

– Я видел! – холодно отозвался Шарни.

– О, я знаю, я знаю! – воскликнула королева. – Разве эту ужасную клевету уже не бросали мне в лицо? Разве не видели меня на балу в Опере, когда я привела в негодование весь двор? Разве не видели меня в экстазе у Месмера, когда я привела в негодование любопытных и девиц для веселья?.. Вы прекрасно это знаете, именно вы – ведь вы дрались за меня на дуэли?

Королева подняла от отчаяния к небу напрягшуюся руку, и две горячие слезы скатились с ее щек на грудь.

– Господи! – сказала она. – Пошли мне мысль, которая спасет меня! О Боже мой, я не хочу, чтобы этот человек презирал меня!

Шарни был до глубины души взволнован этой простой и жаркой мольбой. Он закрыл лицо руками.

– Сударь! – поразмыслив, начала королева. – Вы Должны дать мне удовлетворение. Вот какого удовлетворения я требую от вас: три ночи подряд вы видели меня в парке в обществе мужчины. Вам, однако, было известно, что сходством со мной уже злоупотребляли, что у какой-то женщины, – не знаю, кто она, – в лице и в походке есть что-то общее со мной – со мной, со злосчастной королевой. Но раз вы предпочитаете верить тому, что это я бегала ночью, раз вы утверждаете, что это я, идите в парк в то же время, идите вместе со мной. Если это другая, то почему бы нам не увидеть ее? А если мы ее увидим… Ах, сударь, сожалеете ли вы о том, что заставили меня сейчас столько выстрадать?

Шарни схватился за сердце обеими руками.

– Вы делаете для меня слишком много, сударыня, – прошептал он. – Я заслуживаю смерти. Не подавляйте меня своей добротой!

– Я подавлю вас доказательствами, – промолвила королева. – Ни одного слова ни единому человеку! Сегодня вечером, в десять часов, ждите один у дверей охотничьего домика – я на это решилась, чтобы убедить вас. Идите, сударь, и пусть по вашему виду ничего не будет заметно.

Не сказав ни слова, Шарни преклонил колени и вышел. В конце второй гостиной он невольно прошел под взглядом Жанны – она не сводила с него глаз и была готова по первому зову королевы войти к ее величеству вместе со всеми.

Глава 11. ЖЕНЩИНА И ДЕМОН

От Жанны не ускользнуло ни волнение Шарни, ни заботливость по отношению к нему королевы, ни готовность обоих завязать разговор.

После умело подготовленной Калиостро встречи графини де ла Мотт с Оливой комедия трех последних ночей может обойтись без комментариев.

Снова войдя к королеве, Жанна прислушивалась, наблюдала; она хотела разглядеть на лице Марии-Антуанетты доказательства того, что она подозревала.

Но с некоторых пор королева привыкла не доверять никому. На ее лице ничего нельзя было прочитать. И Жанне пришлось ограничиться предположениями.

Она уже приказала одному из своих лакеев проследить за Шарни. Возвратившись, лакей объявил, что его сиятельство скрылись в домике в конце парка, поблизости от грабовой аллеи.

«Сомнений больше нет, – подумала Жанна, – это влюбленный, который видел все».

Она услышала, как королева сказала г-же де Мизери:

– Мне не по себе, дорогая Мизери, сегодня я лягу в восемь.

Так как придворная дама на чем-то настаивала, королева прибавила:

– Я не приму никого!

«Все ясно, надо быть сумасшедшим, чтобы не понять», – сказала себе Жанна и тотчас же уехала из Версаля.

Приехав к себе домой, на улицу Сен-Клод, она обнаружила великолепный подарок – серебряную посуду, которую сегодня утром прислал ей кардинал.

Бросив равнодушный взгляд на этот дар, хотя он был ценным, она из-за занавески посмотрела на окна Оливы, которые еще не были открыты. Уставшая Олива еще спала – день был очень жаркий.

Жанна приказала отвезти ее к кардиналу и увидела, что он сияет.

Он бросился к ней навстречу, – Вы из Версаля? – сгорая от нетерпения, спросил он.

– Да.

– Судя по вашему виду, можно подумать, что вы привезли плохие известия.

– Один ум и два сердца, ваше высокопреосвященство, никогда не помешают глазам видеть сквозь листву.

– Нас видели! – в ужасе воскликнул де Роан.

– У меня есть все основания так думать.

– Что же делать?

– Не ездить больше в Версаль. Кардинал подскочил.