Ожерелье королевы

– Утром? – с улыбкой спросил он.

– Прежде всего утром, а затем и вечером.

– Меня сглазили, если хотят, пусть меня убьют, но любовь!.. – вскричал влюбленный. – Я поеду в Версаль.

– Она не придет.

– Вы приехали, чтобы объявить мне это от ее имени? – с трепетом спросил кардинал.

– Я полчаса раздумывала, как смягчить этот удар.

– Она больше не хочет меня видеть?

– Нет, и это посоветовала ей я.

– Какой ужас! – пробормотал кардинал. – Падение убийственное! Рухнуть с вершины счастья! О, я умру от этого!

– Вы клянетесь повиноваться мне?

– Слово де Роана!

– Отлично! Лекарство для вас уже найдено. Я запрещаю вам встречаться, но не запрещаю переписываться.

– Правда? – воскликнул безумец, которого воскресила надежда. – Я могу написать?, – Постарайтесь.

– И.., она мне ответит?

– А вот тут уж постараюсь я.

Кардинал покрыл поцелуями руку Жанны и назвал ее своим ангелом-хранителем.

Можно себе представить, как весело смеялся демон, который жил в сердце графини.

Глава 12. НОЧЬ

Было четыре часа все того же дня, когда какой-то всадник остановился у границы парка, за купальнями Аполлона.

Остановился он на том самом месте, где в течение трех дней Роан останавливал своего коня. В этом месте земля была истоптана копытами, а кусты вокруг дуба объедены – вокруг того дуба, к стволу которого он привязывал своего скакуна.

Всадник спешился.

– Это место изрядно пострадало, – произнес он и подошел к стене.

«Вот следы того, кто влезал сюда. А вот и дверь, которую недавно открывали. Это именно то, что я и предполагал.

С индейцами саванны не воюют, если ничего не смыслят в следах лошадей и людей. Итак, Шарни возвратился две недели назад и в течение этих двух недель ни разу не появился. А вот и дверь, которую он выбрал для того, чтобы входить в Версаль».

Всадник шумно вздохнул, словно вместе со вздохом у него отлетала душа.

«Однако необходимо доказательство. А какой ценой, каким способом получить его?

О! Ничего нет проще! Ночью, в кустах, человека обнаружить невозможно, и из своего укрытия я увижу тех, кто сюда придет. Вечером я буду в кустах».

Всадник подобрал поводья, не спеша уселся в седле и, не торопя коня, скрылся за углом стены.

А Шарни, повинуясь приказаниям королевы, в ожидании вести заперся у себя.

Вдруг он увидел внизу, под парковыми грабами, закутанную в широкую и длинную накидку фигуру женщины, которая подняла к нему бледное, взволнованное лицо.

Он не смог удержать крик радости и скорби. Женщина, которая его ждала, женщина, которая его звала, была королева.

Одним прыжком он выскочил из окна и рухнул около Марии-Антуанетты.

– Ах, это вы, сударь? Какое счастье! – тихо сказала глубоко взволнованная королева. – Что вы делали?

– Вы! Вы! Ваше величество!.. Вы сами! Может ли это быть? – промолвил Шарни.

– Пойдемте в лес и подождем.

– – Ваше величество…

Королева прошла вперед довольно быстрым шагом и спросила Шарни:

– Где произошла сцена, о которой вы рассказывали?

– Сию секунду, снова начав разведку, я получил страшный удар в сердце. Я вижу вас на том самом месте, где в последние ночи я видел.., женщину, игравшую роль французской королевы.

– Здесь? – воскликнула королева, с отвращением уходя с того места, где она стояла.

– Да, под этим каштаном.

– В таком случае уйдем отсюда, – сказала Мария-Антуанетта. – Ведь если они были здесь, то сюда же и вернутся.

Шарни последовал за королевой в другую аллею. Сердце его билось так сильно, что он боялся не расслышать звука открываемой двери.

А она, гордая и безмолвная, ждала появления живого доказательства ее невиновности.

Пробило полночь. Дверь не открылась. Протекло еще полчаса, и за это время Мария-Антуанетта больше десяти раз спрашивала Шарни, очень ли пунктуально являлись самозванцы на каждое из свиданий.

На Версальской церкви Святого Людовика пробило без четверти час.

Королева с нетерпением топнула ногой.

– Вот увидите: сегодня они не придут, – сказала она. – Только со мной случаются подобные несчастья!

Королева, ослабев и устав от длительного пребывания в сыром парке, прислонилась к дереву и уронила голову на руку.

Колени ее подогнулись; Шарни не подал ей руки, и она скорее упала, чем села, на мох и траву.

Он продолжал стоять, сумрачный и несчастный.

Она закрыла лицо руками, и Шарни не увидел, как слеза заскользила между ее длинными, белыми пальцами.

Внезапно она подняла голову.

– Вы правы, – заговорила Мария-Антуанетта, – я осуждена. Я обещала сегодня же доказать вам, что вы меня оклеветали, но Богу это не угодно – я склоняюсь перед Его волей.

Она взяла руку Шарни и притянула к себе.

– Вы видели!.. Вы слышали!.. Это в самом деле была я, не правда ли?.. – глухо заговорила она. – Ну, а если я скажу вам: «Господин де Шарни! Я любила, люблю и буду любить только одно существо в целом мире.., и это вы!…» Боже мой! Боже мой!.. Этого довольно, чтобы убедить вас, что не бесчестен человек, в сердце которого вместе с королевской кровью горит и божественный огонь такой любви?

Из груди Шарни вырвался стон, похожий на стон умирающего. Разговаривая с ним, королева опьяняла его своим дыханием.