Ожерелье королевы

Шарни надеялся, что она задрожит от столь сокрушительного удара; но королева подняла голову и подошла ближе.

– Господин де Шарни, – сказала она, беря его за руку, – ваше состояние достойно жалости; берегитесь: глаза у вас сверкают, руки дрожат, лицо бледное, словно вся кровь прихлынула к сердцу. Вам дурно? Хотите, я кликну людей?

– Я вас видел! Видел! – холодно повторил он. – Видел вместе с тем человеком, которому вы дали розу; видел, как он целовал вам руки; видел, как вы входили с ним в купальню Аполлона.

Королева поднесла руку ко лбу, словно желая убедиться, что это не сон.

– Ладно, – сказала она, – присядьте, иначе вы упадете, если я вас не поддержу. Садитесь, говорю вам.

Шарни и впрямь упал в кресло, королева опустилась на табурет рядом с ним; потом, протянув к нему обе руки и окинув его взглядом, проникающим в душу, она сказала:

– Успокойтесь, смирите сердце и мысли и повторите то, что вы сейчас сказали.

– Ах, вы хотите меня убить! – прошептал несчастный.

– Позвольте мне расспросить вас. Когда вы вернулись из вашего имения?

– Две недели назад.

– Где вы живете?

– В домике егермейстера, я снял его на это время.

– А, в доме самоубийцы, что на краю парка?

Шарни кивнул.

– Вы говорили, будто видели меня с каким-то человеком?

– Прежде всего, я видел именно вас.

– Где же?

– В парке.

– В котором часу? В какой день?

– В первый раз – в полночь, во вторник.

– Вы меня видели?

– Как теперь; видел я и вашу спутницу.

– Так у меня была спутница? Вы могли бы ее узнать?

– По-моему, я ее только что здесь видел; впрочем, не смею утверждать наверняка. Фигура и осанка похожи, а лицо… Те, кто идет на недоброе дело, прячут лица.

– Хорошо, – спокойно заметила королева, – мою спутницу вы не узнали, а меня…

– О, вас-то я видел, ваше величество… Да вот… Как теперь…

Она в нетерпении топнула ногой.

– А мой спутник, – продолжала она, – тот, кому я дала розу?.. Вы ведь, кажется, видели, как я давала ему розу?

– Да, но мне ни разу не удалось увидеть этого кавалера вблизи.

– Но вы его знаете?

– Его называли монсеньором, больше мне ничего не известно.

Королева с еле сдерживаемым гневом стукнула себя по лбу.

– Продолжайте, – велела она. – Во вторник я дала ему розу… А в среду?

– В среду вы протянули ему обе руки для поцелуя.

– Вот как! – пробормотала она, до боли заламывая пальцы. – И наконец, вчера, в четверг?

– Вчера вы провели с этим человеком полтора часа в гроте Аполлона; спутница ждала вас снаружи.

Королева порывисто поднялась.

– И вы меня видели? – спросила она, отчеканивая каждое слово.

Шарни поднял руку к небу, словно для клятвы.

– Как! Он клянется! – простонала королева, которую тоже захлестнул гнев.

Шарни торжественно повторил свой обвиняющий жест.

– Меня? Меня? – промолвила королева, ударяя себя в грудь.

– Вы видели меня?

– Да, вас: во вторник вы были в зеленом платье с черными муаровыми лентами; в среду в платье с крупными синими и бурыми разводами. А вчера на вас было узкое шелковое платье цвета палой листвы: вы были в нем, когда я впервые поцеловал вашу руку. Это были вы, вы! Я умираю от стыда и горя, говоря вам: клянусь жизнью, клянусь честью, Богом клянусь, это были вы, государыня, это были вы!

Королева лихорадочно заметалась по террасе, не заботясь о том, что ее странное волнение не укроется от зрителей, которые, стоя внизу, пожирали ее глазами.

– А если я тоже поклянусь… – сказала она, – если я поклянусь моим сыном, поклянусь господом Богом – я верю в Бога так же, как вы! Нет, этот человек не слушает меня! И не станет слушать!

Шарни опустил голову.

– Безумец, – продолжала королева, с силой встряхивая его руку; с террасы она увлекла его в комнату. – Хороша же ваша любовная страсть, если в угоду ей вы обвиняете чистую и невинную женщину! Хороша честь, которая велит вам обесчестить королеву… Ты поверишь, если я тебе скажу, что ты видел не меня? Поверишь, если я господом нашим Христом поклянусь, что последние три дня не выходила из дома после четырех часов дня? Хочешь, призову в свидетели своих прислужниц, короля, и они подтвердят, что видели меня здесь и нигде в другом месте я быть не могла? Нет, нет, он не верит! Он мне не верит!

– Я видел! – холодно возразил Шарни.

– А, знаю, знаю! – воскликнула королева. – Эту ужасную клевету уже швыряли мне в лицо! Да ведь меня уже однажды видели на балу в Опере, где я привела в негодование весь двор! Видели и у Месмера, где я якобы была в трансе и ужасала зевак да уличных женщин! Вы сами прекрасно это знаете, вы же дрались за меня на поединке!

– Государыня, тогда я дрался потому, что не верил в это. Теперь я стал бы драться, потому что верю.

Королева в отчаянии воздела руки к небу; из глаз у нее брызнули слезы.

– Господи! – простонала она. – Пошли мне спасительную мысль. Я не хочу, чтобы этот человек презирал меня, Господи!

Шарни был до глубины души тронут этой простой и пылкой молитвой. Он закрыл лицо руками.

Королева на мгновение примолкла; после недолгого раздумья она сказала: