Ожерелье королевы

— Тем не менее, господин секретарь, я ни за что не соглашусь вести дело иначе, чем за наличные деньги.

— Вы совершенно правы.

И он обернулся к дону Мануэлу.

— Сколько ваше превосходительство даст господину Бёмеру наличными деньгами?

— Сто тысяч ливров, — сказал Португалец.

— Сто тысяч ливров, — повторил Босир Бёмеру, — при подписании купчей.

— А остальные? — спросил Бёмер.

— Вы получите остальную сумму в такой срок, какой нужен для пересылки чека монсеньера из Парижа в Лиссабон, если только вы не предпочтете подождать, пока из Лиссабона в Париж придет подтверждение.

— О, у нас есть корреспондент в Лиссабоне, — сказал Бёмер, — стоит только написать ему…

— Вот-вот, — смеясь, иронически вставил Босир, — напишите ему и спросите его, какова кредитоспособность господина да Суза и есть ли у ее величества королевы миллион четыреста тысяч ливров?

— Сударь… — сконфуженно пробормотал Бёмер.

— Согласны вы на это или предпочитаете другие условия?

— Те условия, которые господину секретарю угодно было мне предложить, мне кажутся подходящими. В какие сроки будут произведены платежи?

— В три срока, по пятьсот тысяч ливров, господин Бёмер. Это будет для вас предлогом совершить интересное путешествие.

— В Лиссабон?

— А почему бы нет? Получение в трехмесячный срок полутора миллионов, кажется, стоит того, чтобы из-за этого побеспокоиться?

— О, конечно, но…

— К тому же вы поедете за счет посольства, и я или господин правитель канцелярии будем сопровождать вас.

— Я повезу бриллианты?

— Конечно, если вы не предпочитаете послать отсюда чеки и отправить в Португалию бриллианты без вас.

— Я не знаю… Я… полагаю, что путешествие будет не лишним… и…

— Я такого же мнения, — сказал Босир. — Купчая будет подписана здесь. Вы получите сто тысяч ливров наличными, подпишете, что продажа состоялась, и отвезете бриллианты ее величеству. Кто ваш корреспондент?

— Братья Нуньес-Бальбоа.

Дон Мануэл поднял голову.

— Это и мои банкиры, — сказал он с улыбкой.

— Это и банкиры его превосходительства, — также с улыбкой повторил Босир.

Бёмер просиял, на челе его не осталось ни облачка, и он поклонился, как бы в знак признательности и своего намерения удалиться.

Но тотчас же какая-то внезапно мелькнувшая мысль заставила его вернуться.

— Что такое? — спросил встревоженный Босир.

— Значит, вы дали слово? — спросил Бёмер.

— Да.

— Кроме как…

— Кроме как в случае несогласия господина Боссанжа; мы ведь уже решили это.

— И кроме еще одного случая, — прибавил Бёмер.

— А!

— Это деликатный пункт, сударь, и надеюсь, что честь Португалии слишком высокое понятие, чтобы его превосходительство не понял меня.

— Что за подходы? К делу!

— Вот в чем оно заключается. Ожерелье это было предложено ее величеству французской королеве.

— Которая отказалась от него. Дальше?

— Мы не можем согласиться, чтобы это ожерелье навсегда ушло из пределов Франции, пока не предупредим об этом королеву… Уважение и даже лояльность требуют, чтобы мы отдали предпочтение ее величеству королеве.

— Это справедливо, — с достоинством сказал дон Мануэл. — Я желал бы слышать от португальского купца те слова, которые слышу от господина Бёмера.

— Я очень счастлив и горд одобрением, которым меня удостоил его превосходительство. Итак, торг состоится при двух условиях: одобрение сделки Боссанжем и главное — окончательный отказ ее величества французской королевы. Я прошу у вас для этого трехдневный срок.

— А с нашей стороны условия таковы, — сказал Босир, — сто тысяч ливров наличными и три чека по пятьсот тысяч ливров в ваши руки. Вы передадите шкатулку с бриллиантами господину правителю канцелярии посольства или мне — словом, тому, кто будет сопровождать вас в Лиссабон к господам братьям Нуньес-Бальбе. Полная уплата в течение трех месяцев. Путевых издержек у вас никаких.

— Да, монсеньер, да, сударь, — сказал Бёмер, откланиваясь.

— Подождите! — произнес по-португальски дон Мануэл.

— Что такое? — спросил, возвращаясь, в свою очередь встревоженный Бёмер.

— В качестве премии, — сказал посол, — перстень в тысячу пистолей моему секретарю или правителю канцелярии — словом, вашему спутнику, господин ювелир.

— Это совершенно справедливо, — пробормотал Бёмер, — я уже мысленно учел этот расход, монсеньер.

И дон Мануэл отпустил ювелира величественным жестом вельможи.

Сообщники остались одни.

— Потрудитесь объяснить мне, — обратился с некоторым раздражением дон Мануэл к Босиру, — что за чертова идея у вас явилась не требовать, чтобы он передал нам бриллианты здесь? Путешествие в Португалию! Уж не сошли ли вы с ума? Разве нельзя было вручить деньги этим ювелирам и взамен взять их ожерелье?

— Вы принимаете слишком всерьез вашу роль посла, — отвечал Босир. — Вы еще не совсем господин да Суза для господина Бёмера.

— Полноте! Разве он стал бы вести переговоры, будь у него какие-либо подозрения?

— Согласен. Он не стал бы вести переговоры, возможно. Но каждый человек, имеющий полтора миллиона ливров, считает себя выше всех королей и всех послов в мире. Любой человек, обменивающий полтора миллиона ливров на клочки бумаги, желает знать, стоят ли чего-нибудь эти бумажки.