Ожерелье королевы

Оказавшись там, он был уже в безопасности. Маленькую решетчатую калитку он открывал одним поворотом ключа — а ключ у него всегда был наготове — и затем пускался бежать со всех ног.

Но этот день был положительно несчастливым для бедного газетчика: в ту минуту, как он собирался взяться за ключ, он заметил сквозь решетку калитки другого человека, который, вероятно со страху, показался ему ростом с Геркулеса. Этот незнакомец, стоя на одном месте и имея очень грозный вид, казалось, поджидал его, как некогда дракон в садах Гесперид поджидал охотников за золотыми яблоками.

Рето очень желал бы вернуться назад, но молодой человек с палкой в руке, который первым предстал перед его глазами, высадив дверь ударом ноги, погнался за беглецом, и теперь ему стоило только протянуть руку, чтобы схватить журналиста, замершего при виде ожидавшего его второго противника, вооруженного шпагой и тростью.

Рето оказался между двух огней, или, вернее, между двух палок, в маленьком безлюдном дворике, глухом и темном, находившемся между задним фасадом дома газетчика и драгоценной решеткой, что вела на улицу Старых Августинцев, то есть к спасению и безопасности, если бы путь был свободен.

— Сударь, позвольте мне, пожалуйста, пройти, — сказал Рето молодому человеку, сторожившему у решетки.

— Сударь, — закричал преследовавший Рето молодой человек, — задержите этого негодяя!

— Будьте спокойны, господин де Шарни, он не пройдет, — отвечал ему молодой человек, стоявший у калитки.

— Господин де Таверне, вы! — воскликнул Шарни, так как это он первым явился к Рето с улицы Монторгёй, вслед за посыльным от Калиостро.

Оба они, прочтя утром газету, возымели одну и ту же мысль, так как в сердце их жило одно и то же чувство, и без всякого предварительного сговора они привели свою мысль в исполнение.

План их заключался в том, чтобы отправиться к журналисту, потребовать от него удовлетворения и поколотить его палкой, если он им не даст его.

Однако, увидев друг друга, каждый из них почувствовал недовольство, так как угадал соперника в человеке, который возмутился тем же, что и он.

Вот почему г-н де Шарни произнес эти четыре слова «Господин де Таверне, вы?» довольно неприветливым тоном.

— Я самый, — отвечал Филипп с такой же недовольной ноткой в голосе, делая шаг к газетчику, который умоляюще протягивал к нему руки сквозь решетку. — Но, кажется, я пришел слишком поздно. Ну что ж, я буду только зрителем на представлении, если, впрочем, вы не будете так добры открыть мне калитку.

— На представлении? — с ужасом повторил газетчик. — На представлении? Что вы такое говорите? Разве вы меня убьете, господа?

— О, это несколько сильное выражение — сказал Шарни. — Нет, сударь, мы вас не убьем, но сначала допросим, а там посмотрим. Вы мне позволите поступать с этим человеком по своему усмотрению, господин де Таверне?

— Конечно, сударь, — отвечал Филипп, — преимущества на вашей стороне, так как вы пришли первым.

— Ну, прислонитесь к стене и не двигайтесь, — сказал Шарни газетчику, жестом поблагодарив Таверне. — Итак, вы сознаетесь, милейший, что написали и напечатали направленную против королевы шуточную сказочку, как вы ее называете, появившуюся сегодня в вашей газете?

— Сударь, она направлена не против королевы.

— Этой лжи еще недоставало!

— Ах, какое у вас терпение, сударь! — воскликнул Филипп, бесновавшийся по ту сторону решетки.

— Будьте спокойны, — отвечал Шарни, — негодяй ничего не потеряет, подождав немного.

— Да, — пробормотал Филипп, — но ведь я тоже жду.

Однако Шарни ничего не ответил Таверне, а обратился к несчастному Рето.

— «Аттенаутна» — это то же имя, что и «Антуанетта», просто переставлены буквы… О, не лгите, сударь: это было бы пошло, низко, и я вместо того, чтобы бить или сразу убить вас, содрал бы с вас живого кожу. Отвечайте же определенно. Я вас спрашиваю: единственный ли вы автор этого памфлета?

— Я не доносчик, — отвечал, выпрямляясь, Рето.

— Прекрасно, это значит, что у вас есть соучастник: хотя бы тот человек, который велел купить у вас тысячу экземпляров этой грязи, — граф де Калиостро, как вы недавно называли его. Хорошо! Граф расплатится за себя, как вы за себя.

— Сударь, сударь, я вовсе не обвиняю его! — закричал газетчик, опасаясь, что на него обрушится еще и гнев Калиостро, не говоря уже о гневе Филиппа, который, бледный от бешенства, стоял по другую сторону решетки.

— Но, — продолжал Шарни, — так как вы попались мне первым, то и расплатитесь первым.

И он поднял палку.

— Если бы только у меня была шпага, сударь! — завопил журналист.

Шарни опустил свою трость.

— Господин Филипп, — сказал он, — одолжите, прошу вас, вашу шпагу этому негодяю.

— О нет, я не могу одолжить честную шпагу этому подлецу… Вот моя палка, если вам не довольно вашей. Я, по чести, не могу больше ничего сделать ни для вас, ни для него.

— Черт возьми, палку! — воскликнул вне себя Рето. — Да знаете ли вы, господа, что я дворянин?

— В таком случае одолжите вашу шпагу мне, — продолжал Шарни, бросая свою к ногам газетчика, — к моей я больше не прикоснусь.

И он бросил свою шпагу к ногам побледневшего Рето.