Вскоре выяснилось, что буря в стакане воды – любимая присказка Клары. Актеры пробовали говорить по-всякому, но каждый раз Клара качала головой и что-то бормотала себе под нос. Настала очередь Джонни-дяди Вани, который обращался к Елене: «Вы мое счастье, жизнь, молодость… Мне ничего не нужно, позвольте только глядеть на вас, слышать ваш голос…» Слушая его, Клара откинулась на спинку стула и одобрительно кивала. Если бы она была кошкой, то замурлыкала бы.
Нельзя было отрицать, что Джонни – превосходный актер. Вчера вечером Лисса слышала, как Грег в пабе рассказывал Майклу о спектакле с участием Джонни, который он видел лет двадцать назад в Ливерпуле. Грег называл его лучшим Гамлетом своего поколения. Кстати, именно этот спектакль заставил ее, Лиссу, захотеть стать актрисой. Удивительно, что Джонни еще не звезда.
Среди них многие искали одобрения Джонни, но он со всеми держался ровно. Вчера он недолго пробыл в пабе, выпив всего бокал в компании Ричарда – пожилого актера, игравшего Серебрякова. Джонни берег душевные силы, в отличие от остальных, быстро сокращавших дистанцию под влиянием алкоголя и готовых брататься со всеми подряд. Когда он уходил, Лисса слышала, как он сказал Ричарду, что он будет занят на выходных с детьми. А они непременно захотят пойти побеситься в торговом центре. С похмелья это был натуральный ад на Земле.
Лисса пыталась понять, что Джонни думает о ней, но прочесть выражение его лица было невозможно.
Вчера, оставшись репетировать наедине с Кларой, Лисса увидела, как Джонни тихо проскользнул в репетиционный зал. Он стоял сзади, молча наблюдая за ней с некоторой напряженностью во взгляде.
Неожиданно Лиссе пришла в голову шальная мысль. Сидя в кресле, она расстегнула халат, сунула руку в трусики и прикрыла глаза, представив, как стоит на сцене. Она воображала, что медленно сбрасывает с себя одежду на глазах Джонни. Она представила себе его лицо, его голубые глаза, как он смотрел бы на нее, как он хотел бы ее. Неожиданно ее сознание представило не Джонни, а Нэйтана. Теперь Нэйтан сидел в глубине комнаты на месте Джонни и наблюдал за ней, желал ее. Она представила себе, как стоит на сцене обнаженная, и бурно кончила.
Она лежала, переводя дыхание, и смотрела в потолок. Потом вдруг застонала, свернулась калачиком и со стыдом спрятала голову в подушку.
Ханна
– Может, займемся чем-нибудь в эти выходные?
– Например чем? – прокричал в ответ Нэйтан из душа. Они только вчера были в клинике, где ей подсаживали эмбрионы. Сейчас они уже давно дома. Дверь на террасу была открыта, и можно было видеть, как лучи осеннего солнца проникают в квартиру.
– Например… Не знаю… Уедем куда-нибудь из Лондона. В деревню, на море…
– Вполне можно. А почему бы и нет? Ой, подожди, – Нэйтан выключил душ и подтянул к себе полотенце. – Мне еще нужно подготовить одну газетную публикацию.
Ханна наблюдала, как он вытирается полотенцем и потягивается.
– Ты хорошо выглядишь, – заметил он, подходя к Ханне.
– Я и чувствую себя хорошо, – ответила она весело.
От него пахло кофе, зубной пастой и мылом.
– И ты должна больше гулять, – крикнул он из спальни, вытаскивая из ящиков боксеры и джинсы. – Ты должна выходить в свет, я имею в виду. Почему бы тебе не сходить к кому-нибудь в гости? Бери пример с Кейт. Не поехать ли нам в Кентербери? Или в этот городок у моря, известный своими устрицами?
– Уитстейбл.
– Да, именно так, – подтвердил он, возвращаясь к ней и застегивая на ходу джинсы. – Почему бы нам не поехать туда?
– Можно.
– Подожди. А тебе можно есть устрицы? – спохватился Нэйтан. – Вдруг ты?..
– О, нет, – сказала она, закрывая глаза. Она чувствовала внутри приятное тепло. – Не думаю, что ты сможешь мне отказать.
В конце концов, она никуда не поехала – осознав, что ей не хочется быть слишком далеко от дома после всего случившегося. Все выходные Ханна думала о тех эмбрионах внутри себя, двух расплывчатых точках на фото. Она часто вынимала фотографию и смотрела на нее, проводя пальцем по этим светлым точкам, окруженным тьмой.
А в понедельник, на четвертый день после имплантации, ей позвонили.
– Простите, – сказала медсестра. – Мы ничего не смогли заморозить. У других эмбрионов дела шли неважно.
– Спасибо, что сказали, – ответила Ханна. Биение жизни погасло.
– Что случилось? – спросила она тихо. – С другими эмбрионами? Вы можете мне сказать?
– Я не знаю, – запинаясь, начала медсестра. Судя по голосу, она была совсем юной. – Должно быть, их… утилизировали. Простите, раньше никто меня об этом не спрашивал…
– Все в порядке, – заверила ее Ханна. – Благодарю вас.
На пятый день, в среду, Ханна собралась с Лиссой в театр. Она вышла из метро и медленно пошла вдоль набережной, по Хангерфордскому мосту. Над городом сгущались сумерки, а в реке отражались огни.